Слова эти совершенно успокоили его величество, и он велел Ходкевичу тут же отправлять людей к войску, идущему с юго-востока. Он рассчитывал на добрые вести и не обманулся.

* * *

Я выслушивал доклад Кмитича, который вместе с небольшим отрядом липков сам мотался на правый берег Вислы, чтобы проверить сведения. И слова стражника великого литовского меня ничуть не радовали.

— Сильное войско переправляется через Вислу прямо из бывшего нашего осадного стана, — докладывал Кмитич. — Разъезды отправляют широко, так что близко к нему не подобраться. Однако над станом стоят два больших флага. Первый с Елитой, второй с Любичем.

Елита был гербом Замойский, Любич же Жолкевских, что прямо говорило о том, кто ведёт на помощь осаждённой столице свои войска.

— А каковы солдаты в этом войске удалось узнать? — поинтересовался я.

— Те, что мы видели, — честно ответил Кмитич, — отменные. Не понять, кто поляки, а кто наёмники, потому как все одеты на иноземный манер. Выучены — любо-дорого посмотреть. В лагере и на переправе, которую навели очень споро, ведут себя дисциплинировано. Шагают красиво. Тут их лишь в самых светлых красках описать можно.

— У Замойских в войске всегда так было заведено, — кивнул князь Януш. — Побольше наёмников, но и приватные роты, где поляки служат, все только в иноземное платье рядить. Такой порядок ещё старый Ян Замойский завёл, кичился своим богатством перед остальными. Мол, у меня в войске приватном даже поляки службу на иноземный манер несут, и поглядите как справно.

Выходит, Сагайдачному не удалось оправдать надежд, точнее оправдал он их лишь частично. Разорив и подпалив огнём мятежа все украинные воеводства Речи Посполитой, он потерпел-таки поражение и, видимо, поражение сокрушительное, потому что как бы иначе столько войск разом освободилось, чтобы прийти на помощь Варшаве.

— Но отчего Замойский медлил прежде? — удивился я. — Отчего раньше не привёл свои войска?

— Оттого, что пока поблизости всё полыхало пламенем мятежа, — ответил мне князь Януш, — Замойский, а скорее старик Станислав Тарновский, отец жены Яна Замойского, который всем после смерти его в Замостье распоряжается, как у себя в вотчине, не спешил никуда, предпочитая со всеми силами ждать развязки и при неудачном для себя раскладе сил отражать нападение казаков. Теперь же, раз войска покинули Замостье, выходит в украинных воеводствах всё успокаиваться начало.

— Вместе с Замойским идёт и Жолкевский, — напомнил я. — Давний недруг мой, с которым у нас счёты ещё с Клушина. Надеюсь, на сей раз мы сумеем решить все наши противоречия раз и навсегда.

— Жолкевский крепко зол на вас, Михаил Васильич, — кивнул князь Януш, — но появление его в Варшаве наведёт много шуму. Там ведь сейчас правит бал Александр Ходкевич, гетман польный коронный, который давно уже тянется к булаве великого гетмана, однако король Жигимонт покуда его той булавой лишь манит. Теперь же кроме Оссолинского, который на второй план отошёл после поражения на Висле и потери стольких славных воинов, доверенных ему, в столице появится ещё и Жолкевский. А уж он-то не преминет побороться за булаву великого гетмана, которая уже у него за кушаком была.

— Вы считаете, в Варшаве сейчас будет душно от интриг вокруг Жигимонта? — поинтересовался я.

В отличие от нас, как ни крути, а мятежников, повязанных единой целью, враг наш мог оказаться разобщён и через это ослабнет, ибо если нет единства внутри лагеря, то и силы не будет никогда. Делать на это ставку я бы не стал: всё же король Сигизмунд слишком опытен, чтобы не использовать такое противостояние себе на пользу, однако как оно обернётся, я бы даже гадать не решился. Слишком уж много переменных, о которых я мог просто не знать, и память князя Скопина мне тут совсем не поможет.

— А что разведка, которую на запад, ко второй армии отправляли? — поинтересовался я.

— Гонцы пока не вернулись, — развёл руками князь Януш, — однако, уверен, оттуда стоит ждать добрых вестей со дня на день.

Мне бы этого очень сильно хотелось, однако после доклада Кмитича и долгого отсутствия известий о второй армии, идущей к Варшаве, настраивали меня на пессимистический лад.

* * *

Его величество принимал Томаша Замойского, которого из-за юного возраста сопровождал дед по матери старый Станислав Тарновский, и Станислава Жолкевского в тронном зале, собрав при этом всех значимых лиц в столице. Был тут и епископ Гембицкий со своей многочисленной свитой из молоденьких ксендзов-секретарей, всегда готовых записать что угодно и подать его величеству нужный документ. И скрипевший зубами, однако вынужденный приветствовать нового конкурента в борьбе за булаву гетмана великого коронного Александр Ходкевич. И Балтазар Станиславский, подскарбий великий коронный, который уже что-то обсуждал со старым Станиславом Тарновским. И Феликс Крыский, подканцлер коронный, вместе с верным товарищем Сигизмундом Гонзага-Мышковским. И Станислав Варшицкий, каштелян варшавский, присоединившийся к беседе Тарновского со Станиславским. И референдарий великий коронный Александр Корвин Госевский, демонстративно отстранившийся от гетмана польного, хотя прежде они всегда выступали единым фронтом.

Вместе с гостями прибыли и молодые, под стать самому Томашу Замойскому, офицеры. Станислав Конецпольский и сын Жолкевского Ян вместе с племянником опального гетмана великого коронного Александром Балабаном, который дважды его величеству жизнь спасал, и того, конечно же, Сигизмунд не позабыл. Он чужие заслуги, особенно такие, никогда не забывал, как впрочем и промахи.

— Я приветствую вас, грядущие спасители всей Речи Посполитой, — поднявшись с трона, провозгласил король. — Vivat пан Замойский, что пришёл на помощь короне польской со всей своей ратью!

— Vivat! Vivat! Vivat! — громоподобно ответил тронный зал и Александр Ходкевич старался не меньше прочих, восклицая хвалу юному Томашу Замойскому, в душе же радуясь, что его величество обошёл вниманием, не выделил отдельно Жолкевского. А ведь тот, спасший Вишневецких и Збараж, отправивший людей на подавление казацкого бунта в самое сердце его — на Сечь, был достоин хвалы ничуть не менее, если не более, нежели Томаш Замойский, чьи люди только и делали, что сидели в замке и на помощь прибыли лишь в последний момент.

Конечно, офицеры даже гусарских хоругвей, из войска Жолкевского выглядели не так блестяще, как офицеры Замойского. Одежда их носила следы многих починок, хотя у многих и была богатой, но дорогая ткань повытерлась, золотой галун пообтрепался, перья на шапочках были далеко не у всех, а у кого были, тоже выглядели не