Когда в отрытый возок и без того опасно качавшийся на настиле ненадёжной переправы, заскочил гауптман немецких солдат, епископ Жемайтский чуть было не заорал от ужаса. И правда был командир наёмников страшен: залит кровью, не понять даже чьей, своей или чужой, лицо почернело от порохового дыма. Стоявшие в третьей и четвёртой шеренге мушкетёры продолжали исправно палить по команде, покуда впереди гибли под саблями шляхтичей их товарищи, сражавшиеся врукопашную.

— Вылезайте из возка, — велел немец, говоривший на родном языке, который епископ вполне понимал, хотя изъяснялся на нём с заметным акцентом. Гауптман был лютеранином и епископского сана не признавал, потому и не стал обращаться как положено, однако сейчас Николай Пац готов был ему простить что угодно. — Скорее же! Вылезайте и скачите обратно в город. Там у вас есть шанс спастись. Мы долго тут не продержимся.

Высказавшись, командир наёмников спрыгнул с опасно покачнувшегося возка и бросился обратно в горнило жестокой схватки.

Обыкновенно епископов представляют людьми крайне тучными, однако Николай Пац таким не был. Не худой, конечно, скорее корпулентный, но двигался свободно и из возка выбрался легко. Слуги подали ему коня, откуда взяли, не важно, главное, забраться в седло и поспешить обратно в Дрогичин. Там спасение, как верил Николай Пац. Однако до Дрогичина добраться ему в тот раз было не суждено.

Не был епископ совсем уж лихим наездником. В седле держался уверенно, однако давно уже предпочитал верховой езде сани, карету или хотя бы возок, вроде того, который ему пришлось так спешно покинуть. Но то ли конь ему попался слишком уж нервный, то ли просто споткнулся скакун на качающемся настиле, теперь уже и не узнаешь. Смирный вроде мерин вдруг заплясал под епископом, а тот не успел даже толком ноги в стремена вставить. Лишь взмахнул руками, будто ворон взмахнул крыльями, промелькнула чёрная с красным кантом епископская пелерина, и Николай Пац полетел в воду.

Ушёл неглубоко и почти сразу вынырнул, сорвал в панике с себя пелерину, оттолкнулся ногами от чего-то. После понял, что это конский труп, который течение прибило к настилу переправы. Снова ужас объял Николая Паца и он рванулся прочь от мёртвого коня. Плавать епископ умел и в юности часто, несмотря на розги от учителей и дядек, они с братом Петром сбегали на реку и купались вволю, пускай после сидеть было больно, а когда и колени от сухого гороха болели. Каштелян виленский Павел Пац в отношении воспитания детей придерживался весьма строгих принципов. Путаясь в длиннополом одеянии Николай Пац плыл, то и дело отталкиваясь от брёвен настила, иногда попадая ногами или цепляя руками трупы людей и лошадей, упавших в Буг, и тогда ужас придавал ему ещё больше сил. Он выбрался на пологий левый берег Буга, да так и остался лежать там. Сил на то, чтобы подняться на ноги уже не было.

Но, к сожалению, епископ не сумел понять, что приплыл не туда, куда хотел, а прямиком в руки к врагу, покуда над ним не вырос, закрыв солнце татарский всадник. Николай Пац пытался кричать нашедшим его липкам, которых по ошибке принял за крымцев, союзных королю, кто он такой, чтобы обращались с ним достойно его сану. Однако ему накинули на плечи аркан и повели к командирам.

А Лонгин Козиглова, Лазарь Кмитич и Николай Кречинский уже расположились поблизости от переправы. Бой был закончен. Как только епископ упал в воду, гауптман немецких наёмников решил, что продолжать сражаться уже не за то, тем более, что битва явно проиграна. Он поднял белый флаг и под конвоем залитых кровью шляхтичей, сильно поредевший полк его покинул переправу, перейдя-таки на левый берег Буга.

— Глядите какого жирного карася выловили мои татары, — рассмеялся Кречинский, указывая на промокшего до нитки епископа Жемайтского, которого вели на аркане липки.

— Ваше преосвященство, — узнав его, тут же спрыгнул с коня Кмитич, да и Козиглова последовал за ним, — простите за такое обхождение. Вам не повезло попасть к липкам, но это недоразумение мы сейчас разрешим. Подайте его преосвященству чистое платье и ведите его в тыл.

— Это наш ясырь, — тут же взбеленились липки, поняв по богатой, пускай и мокрой одежде Николая Паца, что и впрямь выловили в Буге важную рыбу. — Наш ясырь! Мы за него золото возьмём.

— Он поедет с нами в возке, — отмахнулся он них Кмитич, который знал, как держать в липков узде. — А после вы золото у князя за него просите, когда вернёмся в войско.

Липки тут же поскучнели, понимая, что улов уходит из рук. Переговоры с великим князем будет вести даже не улан Кречинский, а люди побольше него, так что простым всадникам, взявшим в плен самого епископа Жемайтского вряд ли что перепадёт. Но такова военная фортуна: порой выловить слишком жирную рыбу хуже, чем худую.

[1] Примас Польши (пол. Prymas Polski) — титул архиепископа Гнезненского, имеющий почётное верховенство относительно других польских архиепископов. Титул введен в 1417 году решением Констанцского собора

* * *

Человек, которого привели к князьям Вишневецкому и Збаражскому, был прямо казак казаком: одежда простая, жупан порван, саблища на поясе такая, что только казаки таскают, даже застянковые шляхтичи, которых презрительно сермяжниками кличут, таких стесняются, только чуба на голове не хватает. Вместо него аккуратно побритая чуприна, что выдавало в нём поляка, но он её прятал под замурзанной овчинной шапкой, с которой не расставался несмотря на жару.

— Кто таков? — строго спросил у него молодой ротмистр королевский Анджей Фирлей, командовавший гарнизоном Збаража.

— Сидлецкий я, — ответил шляхтич, не спеша кланяться, не казак ведь.

— Откуда будешь? — продолжал допрос Фирлей.

— Из небогатой шляхты происхожу, из местечка Седлице, — дал обстоятельный ответ пан Сидлецкий. — Семья наша велика была и земли на всех не хватило, вот и разлетелись мы, Сидлецкие, по всей Речи Посполитой, да и за пределы её тоже. Говорят, даже царю московскому служат шляхтичи такой фамилии, но родичи ли наши, бог весть.

— Не про то толкуешь, пан Сидлецкий, — оборвал его князь Ежи Збаражский, который прежде молчал, давая молодому ротмистру вести допрос.

Сидлецкого поймали, когда он сумел пробраться к самым шанцам. Он сам вышел на патруль из шляхтичей, давно уже расставшихся с конями и сдался им,