разослать по местечкам, чтобы и там ксендзы зачитывали по воскресеньям. К тексту королевского воззвания добавить приказ о сборе посполитого рушения. Местом сбора шляхетского ополчения назначить Пуцк. По завершении сбора объявить конфедерацию, — он минуту подумал над названием, а оно очень важно, и решительно заявил, — Поморскую. Сформировать хоругви и назначить хорунжих. Первый приказ конфедератам будет атаковать войско предателя курфюрста Иоганна Сигизмунда Бранденбургского где только можно. Бить его всеми силами всюду, где увидят, уничтожать разъезды, убивать фуражиров. Подпалить у него под ногами саму поморскую землю, дабы шагу по ней ни один его солдат ступить не смог бы, не опалив ног.
Ксёндз закончил и поспешил переписывать начисто, повинуясь повелительному жесту старосты. Вейер же без сил опустился в кресло и снова поглядел на королевское воззвание, а после убрал его подальше, с глаз долой. Он не мог сейчас привести войска к Варшаве на помощь его величеству, у него здесь своя война.
И вот теперь уже армии курфюрста пришлось узнать на себе все прелести малой войны. Шляхетское ополчение удалось собрать достаточно быстро, все знали, что в бой им не идти, а нападать на фуражиров и грабить обозы — это ж чистый прибыток. Ради такого даже самый ленивый за саблю возьмётся. Вот только далеко было ополченцам, собранным в бору по сосенке и не обученным воевать друг с другом до лисовчиков и тем более до татар. Поэтому едва начавшись, малая война обернулась первыми поражениями для поляков. С фуражирами ездили рейтарские команды, и нападать на них теперь было себе дороже. Попробуй налети, когда тебя встретят залпом из пистолетов, а после ударят в палаши. Быть может, поляки и конный народ, потомки сарматов, да только железный порядок, заведённый у наёмников курфюрста, бил этот козырь и бил прежестоко. Обломав зубы о фуражиров и не разжившись ничем особо, ополченцы всё чаще стали поглядывать в сторону родных городов и местечек.
Новости эти, вкупе с тревожными сообщениями о настроениях среди шляхтичей, приводили Вейера в бешенство, вот только поделать он ничего не мог. Денег у старосты пуцкого едва хватало, чтобы собственные наёмные полки содержать. О том, чтобы взять где-то ещё ландскнехтов, кроме солдат оберста фон Зальма, и речи не шло. Городские магистраты, несмотря ни на какие королевские воззвания, не спешили открывать казну и выделять ещё денег на наём и содержание новых солдат. С ними приходилось за каждый грош, направленный на ремонт городских укреплений и пополнение порохового запаса, спорить до хрипоты и грозить всеми карами, какие только мог придумать Ян Вейер. Вот на юго-востоке, где враг близко, и враг такой, что жжёт, убивает, грабит и насилует, куда проще добиться денег у жадных купцов и городских чиновников. Там все боятся казаков, московитов, татар, многие своими глазами видели, что бывает, когда они приходят. Здесь же воевать придётся с таким же немцем, как и многие из чиновников, а судьба Вармии показала, что с ним вполне можно договориться.
— Малая война не удалась, — сокрушённо заметил Вейер в разговоре с оберстом фон Зальмом. — Придётся воевать с курфюрстом по-настоящему, покуда ополченцы по домам не разошлись.
— Но нас всё же слишком мало для генерального сражения, — напомнил со всей педантичностью, которой славился, фон Зальм.
— Мы не выйдем против курфюрста в поле, — ответил Вейер. — Будем сбивать с осады.
— Какого города? — тут же поинтересовался фон Зальм, хотя сам, будучи опытным военным, уже знал ответ.
— Мальборк, конечно же, — постучал Вейер пальцем по карте. — Отправьте туда ещё несколько рот ландскнехтов и переведите в город те роты, что стоят сейчас в Гданьске и Тчеве. Не взяв Мальборка, курфюрст не двинется дальше. В Мальборке решится судьба всего Поморья и Королевской Пруссии.
Оберст отправился выполнять приказ, а Вейер всё глядел на небольшой значок в виде замка на карте, обозначавший Мальборк. Смотрел так долго и пристально, будто дыру прожечь хотел.
* * *
Полковник Александр Юзеф Лисовский долго и пристально всматривался в лицо бывшего ротмистра своего Станислава Чаплинского. Тот также изучал полковника, не опуская головы и не отводя взгляда.
— Слава моя тебе не по плечу пришлась, Стась, — мрачно бросил Лисовский. — Маловат ты для такой епанчи. Зависть заела, поди, решил стать Лисовским для короля?
— Может, и зависть, — пожал плечами Чаплинский, оправдываться перед полковником он не хотел.
Долго и методично вылавливал Лисовский фальшивых лисовчиков по всей Литве. И слава его, как недавнего избавителя от грабивших всё на пути следования армии Вишневецкого с Жолкевским фуражиров, сыграла ему на руку. Вот уж никто бы не подумал, что при виде его кметы да и бедные шляхтичи-сермяжники, что пашут на полях вместе со своими крестьянами, будут в ноги валиться и не милость вымаливать, но хвалу Деве Марии возносить. Они с радостью указывали на фальшивых лисовчиков. Частенько, когда отряды Чаплинского останавливались в деревнях, на хуторах или в застянках, оттуда мчался к настоящим мальчишка на резвом коне, и поддельных успевали накрыть, что называется, тепленькими, ещё в постелях, не успевших не то, что на коней сесть, но даже за саблю взяться. Их вешали и сажали на колья без жалости, показывая, что бывает с теми, кто выдаёт себя за солдат Александра Юзефа Лисовского лёгкого конного полка.
И вот теперь с одной из последних ватаг удалось прихватить и самого лидера фальшивых лисовчиков, которым оказался бывший ротмистр Станислав Чаплинский. Не повезло ему, как многим из его людей, пасть в бою от сабли или пистолетного выстрела. Хоть и рубился отчаянно, а попал в плен живым, и теперь вёл последнюю свою беседу с бывшим командиром, глядя, как для него и ещё пары неудачников, оказавшихся в руках Лисовского, уже вострят колы.
— Гляди, гляди, — усмехнулся Лисовский. — Вот она, смерть твоя. Посажу на кол, да ещё и руки над головой подпалю. — Для этого уже сложена была кучкой, пропитанная густым маслом, чтобы горела подольше, солома. — Все запомнят смерть твою, Стась.
— Кому на роду написано на колу умереть, — пожал плечами с отменным равнодушием Чаплинский, — тому бояться смерти такой нечего.
— Поглядим, как ты на колу запоёшь, — мрачно бросил ему Лисовский.
— На колу все одинаково поют, — отмахнулся Чаплинский. — Скольких мы с тобой, пан Александр, на кол насадили, а все одну и ту же песню пели. Вот и мой черёд пришёл горло драть. А ты не думал, когда твой?
— В свой черёд, — усмехнулся, правда, совсем невесело, Лисовский и велел своим людям содрать с Чаплинского сапоги и штаны да волочь его к колу.
И вправду кричал он
