Ее трясло, но я чувствовал, что помимо уязвленной гордости внутри просыпается банальный инстинкт самосохранения. Бешенство накатывало на нее. Ведь я не поддался на ее соблазнения. Мало того, я не просто отверг ее, но и обыграл, вынудил рассказать мне о связных. Собственноручно для меня она написала письма к своим «друзьям» в ляшском лагере.

Обыграл на ее поле, и это не давало покоя.

Она молчала, ощерилась, смотрела на меня с бессильной яростью.

— Значит так, лжегосударыня. — Говорил я еще более холодно, добивал ее этими словами. — Я обеспечу тебе вполне сносную жизнь, верну твоих фрейлин, а ты будешь делать то, что нужно мне. Писать письма и, если понадобится, при мне встречаться с твоими ляхами.

Она злобно смотрела на меня, а я продолжал.

— Ты расскажешь моим людям все, что знаешь про лагерь Лжедмитрия, про тех людей, которые могут переметнуться ко мне, про их слабости.

— А если нет? — Проговорила она холодно.

Начался торг.

— Все просто. Я не жесток. Тебя просто повесят. Пыток не будет, это я тебе обещаю.

Она вздрогнула. Отпрянула.

Мой тон говорил больше, чем слова. Мне было все равно. Приятный бонус, но не то чтобы уж очень важная карта в игре. Разменная монета.

Она понимала, и ее бесило, безмерно сводило с ума то, что я не смотрю на нее как на желанную женщину. Марина привыкла именно к такому. Обожание, вожделение, страсть, желание обладать запретным плодом.

А я… В моих глазах она видела холодность и отношение, как к своему врагу. И это угнетало ее безмерно. Казалось, она начала сомневаться в своей красоте, а для девушки в ее положении это очень сильный удар.

— Ты, ты… — Зашипела она. Ее начало трясти.

— Либо виселица, либо сотрудничество. — Смотрел на нее. — Вводите!

Выкрикнул громко.

Дверь тут же распахнулась, и там показался Матвей Веревкин, собственной персоной. Уставился на Мнишек и попятился.

— Нет, нет… — Я замер вполоборота и в его глазах увидел панику. — Только не она. Все что угодно!

Этому человеку безмерно не хотелось быть рядом с этой девушкой. Что она с ним делала, черт побери?

Краем глаза я увидел, что в руках Марины блеснул стилет. Она рванулась вперед. Среагировал молниеносно. Перехватил руку, крутанул, оттолкнул. Оружие выпало из рук, а его носительница отлетела к стене. Я действовал аккуратно. Но здесь сыграл фактор того, что лишил ее последней надежды и, можно сказать — добил.

Мнишек рухнула на колени и разревелась.

Всерьез или играла? Я ставил на первое, но с такой хитрой лисой можно было ждать всего, чего угодно.

Лжедмитрий стоял и смотрел на все это с широко раскрытыми глазами. Не понимал, что творится.

— Ну что, Матвей. Чего ты ее так испугался? Она же просто девушка. — Я улыбнулся ему, хотя совсем и не добродушно. — Садись, поговорим. Серафим, останься при нас. Думаю, после разговора Мнишек нужно будет исповедаться. Надеюсь, у нее под платьем больше нет ножей.

Клинок я подобрал. Отличный, острый, хорошо скрываемый на теле. Мастерски изготовленная штука. Покрутил в руках. И зачем он мне? Подарить какой-то влиятельной особе, если только? Или… В музей памяти Смутного времени.

Улыбнулся и тихо хохотнул от этой дикой мысли.

А впрочем, почему нет.

— Ну что, Матвей. Это же она, супруга твоя?

— Нет… Нет. — Простонал он, с трудом держась на ватных ногах, подталкиваемый Серафимом и двумя моими бойцами к столу.

— Как так?

— Это, ведьма…

Опять началось. Она его колдуном зовет, он ее ведьмой. Что у нас здесь поголовье магов и чародеев на душу населения в стане Лжедмитрия растет. Хогвартс какой-то. Может, еще письма совами отправляют.

Тьфу, мерзость.

Выдумали всякой дряни друг про друга.

— Давай по существу. Матвей.

Он мешком плюхнулся на край лавки. Заговорил как-то безэмоционально.

— Она меня признала Димитрием, своим мужем. Но, но…

— Слушаю.

Я видел в глазах своих бойцов пренебрежение к этим двоим. Но, бывшие крестьяне исполняли свой долг, не сильно задумываясь о том, кто перед ними. Приказ Серафима и мой были для них сродни чуть ли не божественному явлению.

Видано ли такое, самому государю служить.

А что до самого их главного, до батюшки, он тоже не очень-то был рад здесь находиться. Да и исповедовать Мнишек будет, уверен, без удовольствия. Но, это как у врачей клятва Гиппократа, так и у священников, вроде же. Нельзя отказать в исповеди и причастии святом.

— Она… Она… Сущий дьявол! — Взревел Матвей. И в голосе его я слышал нотки настоящего ужаса. — Она сводит с ума, она говорит… Так… Ее голос… Ее запах.

Он перекрестился.

— Господарь… — Сполз с лавки, встал на колени. — Господарь, удави эту змеюку, христом богом прошу. Удави.

Слезы выступили на его лице. Он, вроде бы более или менее стабильный, при виде Мнишек опять впал в какое-то полубезумное состояние.

Девка эта, тот еще катализатор сумасшествия.

Ничего себе. Настолько жесткого взаимоотношения этой парочки я не ожидал. Наблюдал за Мариной и увидел из угла, где она сидела, отброшенная мной и ревущая, злобный пронзительный взгляд.

Пришла в себя. Или опять пыталась играть и все эти слезы — лишь очередная маска.

Несгибаемая девка, что здесь говорить.

— Сшухой сщтручок. — Прошипела она. — Дасже девку дворовую взять не мосжешь. Куда тебе до моей красы. Тряпка, шваль, размазня, грязь под моими ногтями.

Внезапно она перешла даже на вполне сносный русский. Видимо, эти бранные слова Мнишек узнала уже здесь на моей Родине.

— Господарь… Она чудовище. — Прошептал он, стоя на коленях и продолжая креститься.

Так, разговор не клеился от слова совсем. Видимо, в их паре именно она доминировала во всей этой смутной игре. И именно она довела этого человека до грани безумия. Чудно то как. Все интереснее и интереснее.

Очарованный ее красотой простак Матвей сын Веревкина был рад делить