— Мой лыцарь. Я знаю, чем тебе помошчь. — Проговорила она более собранно.

Я постарался опешить. А сам чуть ли не прыгал от счастья.

— Чем же, государыня? Вы же не воитель, не рыцарь, а очаровательная, прелестная государыня, пани, свет очей моих. Это я должен защищать вас, а не вы меня.

— У меня там есть друсзшья. Как вы верно заметили, родня. Панове. Шляхтичи. Я написшу им.

— Друзья?

Давай, давай! Жми, Игорь, вот оно!

— Да. — Томно проговорила она. — В васшем войшске много людей, как я висжу. Вы храбры как лев. Но, как вы сшказали, вы один…

Что есть, то есть.

Я один. Подле меня пока что нет тех, кто хочет меня спихнуть или марионеткой сделать, или нож в спину воткнуть. И это отлично. Всех несогласных я ломаю. И тебя, Мнишек, судя по всему, вот-вот сломаю. Хитро твоими же инструментами. На твоем же поприще.

Все это, что сейчас происходит, делается как фундамент будущей мощной интриги.

Качай, Игорь! Качай!

— Толковых бояр нет, государыня. Дворяне и казаки воевать умеют, но… Мы же бились с такими же, как и они. Хамами. А война с вашими родичами, это бой иного толка. Рыцари бьются с рыцарями, а у меня их нет.

Я нес какую-то околесицу, в надежде, что она заглотила удочку и сделает все, как надо. В целом — ситуация-то благоволила. Она уверена, что получила меня в полное свое распоряжение. Ляхи, ушедшие от Лжедмитрия к Жигмонту под Смоленск там угнетены им. А значит, с радостью перебегут в новый разросшийся стан.

Дмитрий, Игорь — им плевать. Хоть черт с копытами. Если этот человек сядет в Москве и сделает то, что было обещано — их это устроит. А вот Жигмонт — пошлет их далеко и надолго. Он им ничего не обещал.

— Но как, государыня? — Задал я вопрос, эмитируя растерянность.

— Велите дать мне перо и бумагу, мой лыцарь. Я напишу несшколько сштрок Яну Сапеге.

— Славный рыцарь, государыня, наслышан о нем. Но… — Я потупился. — Он же тоже один.

Давай еще, кому ты можешь писать и кого позвать служить мне?

— Ясшновельмосшный пан с ним сотни шляхтичей, а еще… — Она крепко обняла меня. — Есшть еще один касзшак. Опасшный, лютый, хам… — Мастерски выдержала паузу. — Но, он весзучь, как сшам дьяболо. И с ним мносшго опытных воинов.

— Кто он?

— Сзарутский, гетьман войска донсшкого. Но, Игорь. Он… — Она прижалась сильнее. Так, что я ощутил биение ее сердца, а еще…

Черт, да у нее в корсете стилет! Мои вояки не обыскали эту барышню, вот это упущение.

— Я боюсшь его. — Пролепетала Мнишек.

Ох и лиса. Еще и вооруженная и готовая, судя по тому, что говорил Трубецкой, пустить оружие в ход. Своего фаворита хочет тоже вытащить. Держать подле себя, как запасную карту.

— Он поможет нам взять Москву?

— Да, Игорь. Он помосжет.

— А потом обещаю тебе, я обезглавлю его, ради тебя. Чтобы ничего не пугало мою государыню.

— О, мой лыцарь. — Она поцеловала меня в щеку.

Я чуть отстранился.

— Сейчас же распоряжусь о бумаге и пере. И, тут же вернусь к вам, моя государыня, как только проверю войска.

— Буду сшждать, мой лыцарь. — Она послала мне воздушный поцелуй.

Покачиваясь, я вышел из избы. Здесь же меня ждали Григорий, Войский и Серафим.

— Ну что? — Тихо проговорил последний. — Как ведьма?

— Потом. Пока ей нужно перо и чернила. И где Ванька? Мне чертовски нужна баня. — Проговорил я тихо, помолчал, добавил. — Пока вести себя с ней по возможности раболепно, кланяться. Пускай письма пишет.

Они переглянулись.

— Сделаем. — Напряженно ответил Григорий.

Глава 4

На все дела ушло у меня примерно полтора часа.

Баньку пришлось переносить на потом, хотя в списке дел она все еще значилась.

Осмотрел встававшее лагерем воинство. За своих был спокоен. Даже елецкие, курские и белгородские на фоне рязанцев и сборной солянки, пришедшей от Калуги, смотрелись ветеранами. Что говорить о тех, с кем я вначале еще от Воронежа. Проконтролировал процесс вливания в армию сил, стоящих ранее за Лжедмитрием, а ныне возглавляемых Трубецким. Пока что для того, чтобы пресечь на корню различные эксцессы и недопонимание, каждая из трех частей имела свой лагерь и свою оборону. Благо противника хоть сколько-то крупного окрест не предвиделось и можно было себе позволить пока что такое.

Туляки не в счет. Слишком мало их.

Даже в случае лихой вылазки, отобьемся. Дозоры предупредят, не прорвутся мимо просто так.

Перекинулся парой фраз с Франсуа и Вильямом. Они в целом положительно отметили потенциал Ляпуновского воинства. Как бы — молодо-зелено, по большому счету, но учить можно. Да и у молодежи глаза горят, свершений хочется. А здесь военной науке учат — это же рай настоящий.

Месяц и будут молодцы бойцы.

Где только этот месяц взять. Везде галопом по Европам гнать приходится.

Голландца я отправил в лагерь Трубецкого. Он с этими людьми был знаком. Вот пускай и работает. Нужно было самых толковых отобрать. Перераспределить. Сформировать сотни по новому образцу.

Григорию вместе с крупным отрядом поручил ревизию обозов. Уверен — противодействие будет. Все же имущественный вопрос — самый болезненный. Но, проблему решим.

Снабжение воинства — это самое важное.

А раз мы едины, то и обоз один на всех. Иначе никак.

Далее с Ляпуновым перекинулся несколькими фразами. Уточнил, что он решил по поводу дезертиров. Ситуация была неприятная, но решать ее нужно. Причем именно ему. Люди его, бежали от него, и от ужаса казней, и от санкций. Воевода работал, допрашивал, обещал к ночи завершить. Чувствовал я, что полетят головы. Но —