Далее еще несколько рутинных моментов. Доклады разведки.

И вот, вновь я застыл у входа в злополучную избу, где томилась в ожидании с пером и бумагой Марина Мнишек.

Нас тут было прилично. Лжедмитрий с утроенной охраной. Лица на нем не было, совершенно потерянный и убитый депрессией человек. Вымытый до дна, выжатый до капли. Глаза пустые, труп-трупом. От любого шороха и движения шарахается. Серафим, как представитель церкви в моем христолюбивом воинстве. Он уже успел наладить контакт с местным батюшкой, оставшимся в посаде. Доложился, но там была вполне обычная рутина. Нового тайного хода в крепость не нашлось. Сведений новых, каких-то важных не поступило. Только теперь — его просветленные бойцы, бывшая посошная рать, вымуштрованная моим французом, заняли охранные посты.

Уж на кого, а на них в этом деле я мог положиться.

Моей избранной конной полутысяче следовало отдохнуть. Многое мы с ними проделали. Да и негоже доспешным воинам, элите из элит стоять на страже лагеря. Пехота — хуже снаряженная, но не менее замотивированная и вполне одиозная, уверен, справится с задачей даже лучше.

Собрался с силами, улыбнулся глупой улыбкой, вновь маску простака накинул.

Вздохнул, махнул рукой своим, ждите мол, вошел.

— Государыня, я торопился как мог, чтобы вновь узреть вашу красоту. Ваши глаза.

Двинулся к ней.

Марина Мнишек сидела за столом. Несколько листов бумаги было исписано. Перо и чернила отставлены в сторону.

— Ясшновельмосшный госшподарь, вы явились. Не сжшдала так сшкоро. — Она кокетливо улыбнулась, повела плечами. — Понимаю, эти хамы, с ними сштолько мороки. Вы, вероятно, усштали?

— Да.

— Сшадитесь, друг мой.

Я прошел неуверенной походкой к столу. Присел рядом с ней, глянул на написанное, но тут же взгляд отвел. Надо показывать свое смущение. Нельзя сразу. Совсем немного осталось и… Уже можно.

— Государыня, вы так много написали. — Постарался как можно лучше симитировать удивление.

— Да, мой добрый друг. Ожчец мой тоже нам помосжет. Я написала ему, Сапеге, Сжаруцкому и еще несжскольким. Уверена, они внемлют моим сшловам.

— Как я могу отблагодарить вас, государыня? — Я начал неспешно собирать листки бумаги. — Я тотчас же поручу гонцам отправиться с ними в Жигмонту и вашему батюшке.

Последнее было несколько сложнее. Все же далеко и долго. А остальное — под Смоленск. Только как передавать? Там же не проходной двор. Или…

— А как же их вручить, ведь… Польский король, уверен, выставил разъезды.

— О, мой друг…

Она начала рассказывать, кому, куда и как следует передать написанные письма. И это самое то, что было мне нужно. По факту — пароли, коды, явки.

Все. Дело сделано.

— Спасибо, государыня. — Как мог робко ответил я. — Тотчас же. Но… что я могу для вас сделать? За вашу помощь?

— Игорь, вы и так сшделали для меня очень многое. — Она поднялась, прижалась плечом. — Я говорила насшему обсщему сшнакомому, доктору…

Кокетливо потупила взгляд.

— Я пани, мне нусжны мои фрейлины, мой гардероб и… — Прижалась сильнее так, что я вновь ощутил идущий от нее аромат, уже не настолько сильный. Видимо, не обновляла она свой афродизиак. — Ванная.

Прошептала она мне на ухо.

— Я сделаю все, что в моих силах. Уверен, обоз воинства Трубецкого уже прибыл, и там ваши служанки.

— Мой друг, я буду вам очень… — Она провела пальцем по моей шее. — Очень присшнательна.

Прошептала на ухо, почти касаясь его губами.

— Да.

Письма были у меня, этот концерт можно было завершать.

Она дернулась, видимо, ощутила некоторые перемены во мне. А я изгнал роль этого неуверенного болвана. Сыграл как мог. На приз зрительских симпатий не претендую, но… получил то, что хотел. И не отдал ничего взамен, кроме… Как это говорится, кроме нервных клеток.

Все же общение с ней далось мне нелегко. Хитрая, коварная бестия.

Настоящая светская львица, интриганка до мозга костей.

— Отдайте мне нож. — Проговорил я холодно. — Вам здесь не причинят вреда. Мы же с вами… — Ухмыльнулся криво. — Добрые друзья.

Она дернулась, словно раненая, отпрянула.

Смотрела на меня не понимая. В глазах росло непонимание, постепенно сменяемое злостью, которую почти сразу начал выдавливать накатывающее бешенство.

— Ты…

— Мы же с вами добрые друзья. Государыня. — Я смотрел на нее уже в привычной мне манере. Не скрывая пренебрежения. — За дверью стоит священник, мой боевой собрат. Он… Он настоятель воронежского монастыря. И он сможет исповедать вас. Уверен, вам есть в чем покаяться.

Я замер в ожидании. Прикидывал, насколько ее накроет ярость, кинется ли она на меня с ножом или нет. Пока вроде держала себя в руках. Понимала, с мужчиной ей в драке не совладать. Да и смысл какой? Куда потом деваться.

Свою жизнь она ценила очень и очень высоко. На жертвы идти не готова была.

— Ты обманул меня. — Маска спала, лицо исказила злобная гримаса.

— Отдай нож, Марина, и не дури. Я не причиню тебе вреда. — Говорил холодно и сухо. — Мы действительно вместе войдем с тобой в Москву. И ты встанешь со мной у трона, только…

— Курва. — Прорычала она. Рука дернулась, но я следил за ней.

Всю эту миловидность и любезность как рукой сняло. Передо мной стояла настоящая фурия, мегера, готовая вцепиться мне в лицо, рвать ногтями, резать ножом.

— Русский народ, Земский Собор будет судить тебя. Справедливо.

— Не посшмеешь. — Зашипела она, собираясь напасть.

— Не советую. — Покачал я головой. — И предлагаю теперь заключить настоящий договор.

— Лжец!

Я рассмеялся.

Из ее уст это звучало настолько удивительно, что сдержаться не получилось. Та, что окрутила одного Лжедмитрия, а потом признала другого человека за первого, делила с ним постель, пыталась найти для себя максимальные выгоды из своего положения. И она говорит, что я лжец.

— Нет, Мнишка, просто я ценю не только себя, но и землю, людей. — Хмыкнул я. — Наш договор прост. Ты делаешь то, что надо мне, и живешь. Довольно