И белье нужно же. Ваньку не всегда найдешь. Не каждый раз он при мне оказывался.

Я же на вылазки сам.

Улыбнулся, ремень поправил, саблю проверил. Быстрым шагом двинулся, сопровождаемый Яковом и слугой, к штабному двору. Там толпился народ. Видимо, пока я мылся, приехали разведчики с докладами.

— Яков, прими их всех. Если чего срочное, оставляй, а если рутина, отпускай отдыхать или на пост. По ситуации. — Приказал я, добавил. — Люди-то твои.

Он кивнул, отправился заниматься.

Сам же двинулся широким шагом внутрь, к столу.

Уже начинало темнеть, но бойцы зажгли несколько факелов, а на столе появились лучины и свечи. Организовали мне рабочее место, выходит.

Там на лавке сидел под охраной пары пехотинцев крепкий, хорошо сложенный, но довольно приземистый мужчина. Борода и волосы имели следы подпалин и опалин. Пахло от него углем, железом и маслом. Руки чумазые, неотмывающиеся, но лицо чистое.

Глаза посажены глубоко, смотрят с интересом.

Какой-то работяга.

— Авдей Мосолов. — Подскочил человек на удивление быстро, поклонился низко. — Господарь. Из Тулы я, точнее… Сами то мы Дедиловские, а сюда по приказу. Забраны были. Значит.

— Садись. Раз пришел, говорить будем.

Я прошел мимо, указал ему разместиться подле себя, а сам занял уже привычное место во главе. Он малость стушевался, видимо, не привык к общению со знатными особами. А здесь целый… Не то Царь, не то господарь, не то воевода — бес разбери, кто перед ним.

Одно ясно. Самый главный в этом всем воинстве.

Сел, как-то сжался. Как это у них всех так получается? Или время такое: перед лицом начальства надо выглядеть тише воды, ниже травы, а то не просто накажут, а еще и убьют.

— С чем пожаловал, Авдей, и как?

Не похож он был на человека, который через тайный ход прошел.

— Да, я го… Господарь. — Он кашлянул. — Я с делом к вам. От города, от людей. Ты прости, я слов хитрых не знаю. Я это… Не гневись, я по-простому.

— Давай, как умеешь, Авдей.

— С делом я… — Повторил пришедший.

— С каким? Давай, по-простому. У нас тут не боярская дума и не палаты царские. — Смотрел на него пристально, но без какой-то злобы. Раз человек пришел, из города, через который пройти мне нужно, то слушать его обязательно надо.

— Господарь. — Наконец-то собрался он. — Батюшка к нам, дедиловский приходил. Значит. — Неуверенно издалека зашел. — Говаривал про тебя, про воинство твое. Письма твои читали мы, стало быть.

Я смотрел, слушал, не перебивал. А то начнешь вопросы задавать, совсем этот крепкий работяга в себя уйдет и растеряется. Человек тем временем продолжал:

— Мы здесь подумали. Посудачили всеми мастеровыми. Осада нам, господарь, совсем не нужна. Да и штурм… — Он вздохнул тяжело, затылок почесал. — Штурм тоже. Воины твои же, разозлятся, погромы будут, смертоубийства. — Он опять вздохнул. — Вот мы и думаем, всеми людьми… Больше посадскими, конечно, но и служилыми… Частью тоже, служилыми, значит. Думаем.

Ох, тяжело идет.

— Что думаете, люди Тульские? — Тут уж подтолкнуть надо было.

— Думаем ворота тебе открыть, господарь. — Проговорил он это прямо с трудом. Выдавил из себя. — Если ты, милость твоя, грабить и жечь не будешь.

— А что воевода ваш?

— Так это… Молодой он. Сил при нем мало совсем.

— Сколько?

— Так… Его две сотни и наших, местных четыре. Ну и ополчение, конечно. Мы же всем миром, всем посадом-то за город стоим.

— Выходит, две сотни за него, остальные против. А вы, значит, ворота откроете, так?

Он сбился.

— Не, господарь, не совсем. Против-то, почитай и нет никого. Мы, как бы это сказать, господарь. Крови не хотим. Смертей. Огня. — Он почесал подгоревшую местами бороду. — Мы видели пушки у тебя есть. Людей много. Думаем тысяч десять, а то и все двадцать.

Я кивал, слушал.

— А воевода, он же молодой. Не устоит он. Мало нас, а вас… Вы же на Москву идете, мы-то вам, без надобности.

Ох и переговорщик. Чего они святого отца-то какого-то не прислали? Батюшка несколько лучше бы говорил. Все же — человек более опытный. А здесь…

— А чего вы с этой миссией батюшку какого не послали? А? — Зачем гадать, если спросить можно.

— Так это… Воевода их всех к себе в кремль забрал. Приказал на ночь всех.

О как. Чудно.

Заподозрил измену?

Хотя, если так подумать, именно служители веры могли вселить в души людей те или иные мысли. В отсутствии крепкой администрации именно на них ложилась вся пропаганда и управление мыслями и массами того времени. Так что парень, в целом, поступил-то верно. Только люди не то чтобы хорошо все это поняли и приняли. Послали вот другого человека.

— И что люди? Миряне? Прихожане?

— Погалдели и… И все. Воевода же сказал, что утром отпустит всех. А это… Для спокойствия и сохранности. Так сказал.

Могла ли это быть ловушка?

Ну… В целом да, почему нет. Хотя, если так подумать, прикинуть. В город войдет несколько тысяч моих бойцов — какая к чертям ловушка? На входе нас атаковать? Ну хорошо, я вперед не ударную часть конницы пошлю, а пехоту Серафима — людей крепких, но все же не элиту. Проверим.

А как войдем, мы там все разнесем по бревнышку в случае заварушки. И тогда уж точно придадим все огню и мечу.

Больше походило на правду. А послали кузнеца, мастерового, как человека видимо видного, пользующегося уважением. В отсутствие служителей церкви на кого положиться-то? Служилого отправлять? Так ведь говорит, что они по большей части сомневаются. Да и, скорее всего, в лицо их всех воевода знает. Посты проверить может.

А вот посадские — им весь этот бой, да еще и в неравных условиях и непонятно по какой причине — совсем не сдался. И ополчение новому воеводе лично не знакомо.

Верных главному в