засевая её едва ли не прямо под копытами татарских коней.
Увлечённые погоней татары не заметили странных движений бегущих выбранцов, они уже готовы были рубить с седла, проламывать головы тяжёлыми дубинками. Раз нельзя брать ясырей, так хоть душу отвести в кровавой потехе. Что может быть милее для мужчины⁈
И тут лошади они начали спотыкаться. Животные кричали почти человеческими голосами, столько боли было в их криках, когда в неподкованные копыта их вонзались стальные острия рогулек. Всадники вылетали из сёдел, падали прямо под копыта коней. Многие скакуны не могли удержаться на ногах, и валились на землю, подминая под себя седоков, не успевших вовремя выдернуть из стремян ноги. Кое-кто успел-таки добраться до бегущих выбранцов, обагрил саблю кровью или вышиб кому-то мозги дубинкой, но таких было мало и они тоже находили свою судьбу. Бегущие выбранцы всё густо засеяли рогульками, проскочить мимо было невозможно.
— Стоять! — заорал Кан-Тимур, видя как споткнулся отменный жеребец Метин-бея, а сам его дальний родич полетел через конскую голову и распластался на земле. — Стоять всем! Прочь! Прочь! Уходим!
— Помоги! — прохрипел Метин-бей. — Спаси, Кан-Тимур! — Он тянул к нему руку. — Кровью Мансуров заклинаю, спаси!
— Хватайся за стремя, — кровь не водица, родича надо выручать. — Но коня сдерживать не буду.
— Век не забуду! — выпалил Метин-бей, подскакивая на ноги и цепляясь за стремя кантемирова коня. — Век не забуду!
Сам Кровавый меч, что не успел сегодня обагрить свою саблю, пустил скакуна галопом прочь. А за ним последовали чамбулы. Те, кто остался в седле и чьи кони, пускай у многих и охромевшие, ещё могли несли седоков.
Его величество едва зрительную трубу под ноги не швырнул, увидев как повернули татары.
— Проклятые трусы! — выпалил он. — Чего они испугались⁈ Выбранцов!
Лановые же хоругви, ещё минуту назад отступавшие в полном беспорядке, снова строились в ряды и готовились дать залп в спину отступавшим татарам.
— «Чеснок», ваше величество, — пояснил Ходкевич, который сразу понял, что случилось. — Бегущие выбранцы густо засеяли всю землю за собой «чесноком», и татары просто не сумели добраться до них. Смотрите, ваше величество, — указал он зрительной трубой на строящихся выбранцов, — они не делают ни шагу вперёд, чтобы и самим не напороться на рогульки.
Получить острый шип в ногу было одинаково неприятно и коню и человеку.
Тем временем выбранцы дали-таки залп в спину бегущим татарам, совсем расстроив их лаву, да так и остались стоять. Лишь откуда-то из лагеря обслуга потащила к их позиции испанские рогатки, да покатила несколько лёгкие пушчонок. Теперь взять их будет совсем непросто.
[1] Ясырь (тур. esir — узник войны, от араб. أسير ['асӣр]) — пленные, которых захватывали турки и крымские татары во время набегов на украинские, русские, польские, валашские, молдавские земли, а также калмыки, ногайцы и башкиры во время набегов на оседлые поселения Поволжья, Урала и Сибири с XV — до середины XVIII века
[2] Бахмат — низкорослая татарская лошадь
[3] Магерка (пол. magierka от венг. magyar) — старинный русский, венгерский, беларуский и польский головной убор, валяная белая шапка (еломок, шеломок, тулейка), тулья без полей
* * *
Я больше не глядел на фланг, где встали, обтыкавшись для верности испанскими рогатками выбранцы. Сейчас от них ничего не зависит, они сделали ровно то, что должны были, за что честь им и хвала. Победим, я снова проедусь перед их строем, поблагодарю всех. Надо бы ещё имена погибших узнать, когда назову их перед строем, это произведёт впечатление на оставшихся в живых. Трюк простой, тем более что погибших не так и много, очень уж быстро бежали от татар выбранцы, а люди чувствуют, что военачальник знает каждого едва ли не в лицо. Но об этом думать ещё рано — победить бы.
В центре дела наши шли не так чтобы хорошо. Ландскнехтов, переданных курфюрстом, я оставил в резерве, пока справлялись своими силами. Выбранцы с пиками, прижатые спиной в валам и шанцам, проявляли просто чудеса стойкости, бежать-то всё равно некуда. Мушкетёры прикрывали их с флангов, то и дело попадая под страшные, слитные залпы врага. После них на земле оставались лежать с десяток тел, если не больше. В ответ выбранцы с пищалями палили густо, но не так слитно, и жертв среди ландскнехтов было куда меньше. Иногда даже после того, как рассеивался дым, вражеские шеренги стояли, не потеряв никого. Не сказать, что это добавляло боевого духа нашим ополченцам, однако они держались.
— Это только вопрос времени, — покачал головой князь Януш Радзивилл. — Лановая пехота не выстоит против опытных ландскнехтов, даже если поставить её на такой позиции, откуда не сбежать. Они побегут через шанцы и на валы, прямо на наши пушки. А на плечах их туда ворвётся враг.
Рукопашная уже кое-где смещалась к позициям наших пушек, однако приказа затинщикам дать залп я не отдавать не спешил. Они должны перебить как можно больше врагов, желательно вовсе рассеять их первые линии, хотя это уже прямо фантастика. Настолько везти нам просто не может. Не может — и точка! Надо полагаться на реальные возможности людей и оружия, а не на слепую удачу. Повернётся лицом — хорошо, нет, так и без неё надо выигрывать.
— Пушки заряжены картечью, — ответил я, — и выбранцы знают это. Побегут на валы и в шанцы, их оттуда приголубят в упор. Врагу тоже достанется, так что жертва их напрасной не будет.
— И потому наших ополченцев должно остаться как можно меньше, — мрачно пошутил князь Януш, — чтобы побольше картечи досталось коронным наёмникам.
Железная, беспощадная логика войны. К сожалению, несмотря на ухмылку, князь был прав. Чем больше погибнет выбранцов, тем больше будет жертв залпа картечью из пушек и тяжёлыми пулями из затинных пищалей. Однако стойкость наших ополченцев не могла не вызвать уважения. Они дрались и умирали на позициях, их теснили, кое-где уже начали выдавливать на валы и в шанцы, однако никто не бежал. Как мне кажется, никто ни у нас ни тем более в коронном войске не ожидал подобного мужества со стороны простых ополченцев, вчерашних крестьян. Однако они сражались за свою землю, за свои жизни и коли гибли, так старались жизнь свою подороже продать. Этим выбранцы напомнили мне бывших посошных ратников, собранных мной в первые солдатские полки. Те же мужество и стойкость, которых не ожидали от них ни наши воеводы (да и сам я тоже, что уж греха таить), ни враги.
— Жаль, — проговорил словно само себе под нос Ходкевич, — жаль не оставили прохода для кавалерии. Если получится отбиться, обратить коронную