Оптовая бакалейная торговля

На Центральный рынок нас влечет магнит самый притягательный, но мы все же немного помедлим и пройдемся по улице Больших побирушек[261], где торгуют первейшие в Париже оптовые бакалейщики; впрочем, многие из них снизошли в недавнее время до полуопта, иными словами, соглашаются продать вам один фунт, одну плитку или один литр своего товара. Именно на этой улице следует запасаться сахаром и мылом, прованским маслом и кофейными зернами, отборным чаем и первосортными пряностями. Здешние тузы почитают за оскорбление любые похвалы их торговле; они утверждают, что их старым лачугам (так они скромно именуют свои торговые дома) не пристало выставлять себя напоказ, и они правы: конечно, они преспокойно обойдутся без нашей помощи.

Господин Мартиньон

Однако мы обязались в нашем альманахе говорить читателям всю правду без утайки, а потому – надеясь, что господин Мартиньон-старший, бывший компаньон, а ныне наследник знаменитого дома Поше и Ко, воскрешающий славу предшественников, нас простит,– скажем, что в его магазине все перечисленные выше товары представлены так полно, как ни в одном другом парижском торговом доме. Вдобавок здесь вас никогда не обвесят – а это преимущество не из последних.

Господин Ноэль Ласерр

Почти напротив господина Мартиньона, на площади Любовного колодца[262], торгует господин Ноэль Ласерр, чьи ликеры, вне всякого сомнения, лучшие в Париже. Недостаток места заставляет нас отложить до следующего тома рассказ об этом прославленном и почтенном торговом доме, который вот уже целый век поддерживает за границей честь Франции всеми напитками, какие из его перегонных кубов выходят.

Центральный рынок

Наконец пришла пора удовлетворить любопытство нетерпеливых наших читателей и, не медля больше ни секунды, отправиться вместе с ними на Центральный рынок[263]. Это такое место, где на каждом шагу одолевают тебя желания и мучит досада. Хочется все купить и все унести к себе на кухню. На рынке больше, чем где бы то ни было, сознаешь, как хорошо быть богатым. Посему мы рекомендуем бедному рантье воздержаться от прогулок по этому знаменитому торжищу – истинному собранию соблазнов; не вынесет он оттуда ничего, кроме горестных воспоминаний и бессильных сожалений.

Свежая морская рыба

Свежая морская рыба – первое, что поражает взор и нюх при входе на Рынок. Все океанские чудовища, большие и малые, родители и дети, братцы и сестрицы, дядюшки и племянники, всякое утро исправно являются на Рынок, уклоняясь от встречи лишь в немногочисленные дни, когда в Париже устанавливается невыносимая жара. На прилавках Рынка надменный лосось, горделивый осетр и величественная тюрбо соседствуют со скромным мерланом, верткой макрелью и смиренной селедкой; они пребывают здесь не так, как в море, а так, как пребудем мы все однажды в мире ином, то есть на правах совершенного равенства. Из тех, кто дает им приют, первая и лучшая есть госпожа Дьё.

На Рынке изобилует живность, но сюда она прибывает издалека и потому гораздо дороже, чем в Долине[264], которая остается главным и неисчерпаемым источником четвероногих и пернатых для всего Парижа. По правде говоря, в Долине живность не только дешевле, но и красивее.

Требуха. Госпожа Бокаж

На Рынке продаются в большом количестве черева, и торговки требухой в этом обществе ничуть не в меньшем почете, чем жарильщики. Телячьи ножки и бараньи почки, мозги и головы телят и баранов, а также печень и молоки первых, языки вторых и проч., и проч. – всего этого здесь в избытке, но самый лучший выбор предлагает госпожа Бокаж. Другие торговки, более скромные, но оттого, однако же, не менее деятельные, продают ливер низшего разбора, как то: бараньи ножки, бычьи сердце, легкие, печень и нёбо, коровье вымя и проч., и проч. Разумеется, славу на этом поприще снискать труднее, но у всякой вещи своя цена, а сами эти дамы горды собой так, как будто продают телячьи головы и уши: недаром говорится, что тщеславию покорны все сердца, а в особенности женские.

Зелень и овощи

Плоды растительного царства на Рынке в таком изобилии, что торговцы разделились на тех, кто продает зелень, и тех, кто торгует овощами как таковыми. Но мало этого: тот, кто продает морковку, знать не знает зеленого горошка; репа и цветная капуста редко соседствуют на одном и том же прилавке. Из тех, кто торгует овощами, почитаем за удовольствие назвать госпожу Ноэль, которая снабжает самых крупных рестораторов. Овощи, точно так же как и морская рыба, продаются на Рынке во всякое время дня безостановочно, и цены на них колеблются постоянно, особенное же влияние имеет на них термометр. В течение одной и той же недели цена на корзинку шампиньонов может взлететь от 10 су до 6 франков, а пучок петрушки, который в начале недели стоил два су, в конце недели обойдется вам в три ливра[265]. Впрочем, завсегдатая Рынка это удивить не может: для него это дело привычное.

Рыбы пресных вод

Цены на пресноводную рыбу куда более постоянны. Рыбу среднего разбора можно купить по сходной цене даже зимой. Другое дело – крупные карпы, не говоря уже об угрях; эти почти всегда страшно дороги, а на Страстной неделе становятся дороги непомерно. Да и со щукой шутки плохи, особенно если она исполинской величины: ведь кусаются не только сами щуки, но и цены на них.

За исключением пескарей, лещей и уклеек, а также прудовых щук, всех пресноводных рыб доставляют на Рынок живыми. От снулых, на которых торговцы слишком охотно сбавляют цену, лучше держаться подальше.

Раки, улитки и лягушки также продаются на Рынке живьем. Две последние разновидности съестных припасов, для которых не нашлось места в нашем «Календаре»,– пища весьма лакомая, если побывали в руках искусного повара. Иные люди относятся к этим кушаньям настороженно, однако настороженность эта рождена не чем иным, как предрассудками. На самом деле лягушки, которых Гурманы считают просто-напросто великопостными жаворонками, очень хороши, если приготовить из них фрикасе на манер цыплячьего, или замариновать, а затем поджарить на сковородке.