К сорокалетию Победы над гитлеризмом на Западе развернулась невиданная по размаху пропагандистская кампания по переосмыслению итогов второй мировой войны, по сути нередко выливавшаяся в кампанию реабилитации фашизма. Своеобразную пальму первенства за усердие в искажении истории можно было бы присудить коллективу историков, выпустивших во Франции монографию «Большой разгром». Это коллективный труд историков Жака де Лонея (Франция), У. Герра (ФРГ), П. Фергюсона (Англия), В. Д. Амброзио (Италия), Ж. Оффергельпа и Ж. Антьеренса (Бельгия). На обложке фолианта красноречивый подзаголовок: «1944–1945: семь миллионов мирных граждан бегут перед наступающей Красной Армией».
В пределах своего Отечества, признают авторы, Красная Армия вела, «в общем-то, справедливую войну». Справедливую, но… «нечестную» (!). Фашисты, как выясняется, были поначалу настроены благостно и милосердно, зная, что «порабощенное коммунизмом население СССР» ждет их с нетерпением. Но их «освободительные» планы сорвали партийные комиссары, развернувшие, вопреки всем правилам войны, невиданное партизанское движение против оккупантов. Пришлось — против воли — ответить мечом и огнем. Если порой «освободители» и прибегали к наказаниям, то неизменно в «рамках закона». Гитлеровские трибуналы за все годы войны вынесли, сообщают авторы, 54 784 смертных приговора. Кому и за что? «Советским террористам за неподчинение распоряжениям оккупационных властей». Зато когда Красная Армия вступила на территорию европейских стран, для их населения начались «ужасы, кошмары, которые не идут ни в какое сравнение с гитлеровскими преступлениями на территории СССР». «Слепая месть», «слепая ненависть» — вот, дескать, какие чувства владели советскими солдатами в их так называемом освободительном походе на Запад…
Откуда же взялись эти «десятки тысяч архивных свидетельств», почему доселе их держали под спудом?
И тут выясняется ошеломляющий факт. В последние месяцы войны вовсю трудилось ведомство Геббельса: команды фотографов, кинооператоров, документалистов неизменно появлялись в городах и деревнях, которые удавалось «отбить у русских». В конце 40 — начале 50-х годов правительство Конрада Аденауэра втихомолку, но очень тщательно пополняло эти архивы «свидетельствами» тех, кто пытался свести свои счеты с историей. Тогда их не хотели предавать гласности, чтобы не «повредить узникам в СССР, еще не полностью репатриированным». Потом были годы разрядки, «новой восточной политики» ФРГ…
Но коричневые архивы ждали своего часа. И дождались. На Западе распространилась идея «примирения с прошлым», опасно граничащая с реабилитацией фашизма. Именно так расценила мировая общественность символический жест бывшего президента США Рональда Рейгана и канцлера ФРГ Гельмута Коля, когда в 1985 году они возложили венки на могилы солдат вермахта и СС на кладбище в западногерманском городе Битбург. Тогда пробил час для великой лжи: долой камень, на сорок лет придавивший геббельсовский архив!
Известный в ФРГ исследователь фашизма Эрнст Нольте в июне 1986 года опубликовал статью, получившую широкий резонанс: фашизм, утверждал он, явился прямым следствием Октябрьской революции, реакцией на угрозу нависшего над Германией сталинского тоталитаризма. «Единственный мотив, по которому Гитлер и нацисты совершили свое «азиатское преступление», связан с тем, что они сами опасались стать потенциальными или реальными жертвами «азиатского» террора… — писал Нольте. — Эта эпоха, возможно, дала шанс следующим поколениям, освободив их от тирании коллективистской идеологии…»
Для Нольте фашизм был всего-навсего «выражением своеобразного и наднационального характера эпохи», по истечении которой «как всемирно-историческая тенденция он мертв». Всю «эпоху фашизма» можно уместить, таким образом, в период с 1933 по 1945 год: она умерла вместе с ее вождями. Раз так, то логично прийти к выводу, что и неофашизм — это хилое, слабое духом дитя фашизма — уже не представляет никакой опасности для мира. Зато по-прежнему в силе тоталитарно-марксистский строй, несущий угрозу теперь уже самой демократии Запада… Как Освенцим — всего лишь «копия» ГУЛАГа, рассуждает Нольте, так и предтечей фашизма является сталинизм.
Другой западногерманский историк, Андреас Хилльгрубер, прямо связывает массовое истребление людей в нацистских концлагерях с ожесточением сражений на Восточном фронте, с «предчувствием» грядущей мести русских. И это «предчувствие», дескать, оправдалось: не освобождение, а национальное унижение принесла немцам весна 1945-го. Короче: у немцев есть полное моральное право освободиться от чувства вины за Освенцим, рассматривать эпоху нацизма как «нормальную» часть своей национальной истории… «Тем самым Хилльгрубер, — резонно заметил его оппонент, крупнейший западногерманский философ Юрген Хабермас в 1988 году, — ставит знак равенства между страданиями немецкого народа в ходе развязанной им войны и страданиями других народов, ставших жертвами агрессии и террора со стороны Германии».
Но именно к этой гавани — к Знаку Равенства — и держат курс организаторы идеологической ревизии фашизма! Кампанию начали с переосмысления политических реальностей, а затем уж и исторических истин («ни коллективной ответственности, ни личной вины немцев за фашизм»). Историк Ренцо де Феличе вслед за своими коллегами из ФРГ возбудил дискуссию о фашизме в Италии. В стране, сказал он в интервью газете «Коррьере делла сера» в 1987 году, уже сорок лет существует партия Итальянское социальное движение (ИСД)[2], и с этой реальностью итальянцы давно свыклись. Неофашисты располагают в парламенте 35 депутатскими и 16 сенаторскими местами. И в то же время, сетует историк, существует анахроничное положение в конституции, запрещающее воссоздание фашистской партии. Мы строим «новую республику», говорит де Феличе, значит, надо освободиться от предрассудков, вернуть фашизм как равноправную идеологию, незачем стыдливо зашифровывать ее под различными именами, псевдонимами…
Кстати говоря, Италия — единственная в мире страна, где существует массовая неофашистская партия, ИСД—НПС, в рядах которой состоит 380 тысяч человек. Благодаря этому она внушительно представлена в парламенте, что как бы обеспечивает ей статус демократической партии. Феномен этой исключительно итальянской ситуации объясняется, как минимум, тремя органически связанными причинами. Здесь все еще в значительной мере сохраняется вера в «вождя» — тот самый «фюрер-принцип» (или культ вождя, способного повести за собой массы), что усердно проповедовался старым фашизмом. Его, в свою очередь, питает сама социальная действительность: нарастающие диспропорции в развитии южных и северных районов страны, обнищание и быстрое раскрестьянивание сельских жителей Юга, мафия, которая, спекулируя на этих социальных язвах, объективно становится союзницей неофашизма. И, наконец, союз фашизма с вооруженными силами и спецслужбами страны. Любому итальянцу в изобилии известны факты такого рода, но вот их исток: ведь это Муссолини завещал одному из членов своего правительства, Джорджо Альмиранте, беречь и крепить этот союз. Именно признание Альмиранте в качестве преемника дуче и помогло успешному началу его политической карьеры, а в дальнейшем разрастанию культа лидера ИСД. Миф о сильной личности, способной навести порядок, разрешить обще-твенные
