Елка непременно должна была быть красивой – это в методических рекомендациях оговаривалось отдельно, например, на елку не советовали вешать неудачные самодельные украшения, чтобы не портить вид. Тут на помощь приходили листы с красочными шаблонами новогодних игрушек, которые оставалось только вырезать и склеить по инструкции, – о них рассказывалось чуть раньше.

Красиво нарядить новогоднюю елку стало делом государственной важности, поэтому за производством игрушек следили очень внимательно.

Осветить зарождение нового года сверкающими огнями подлинно советской елки, насытить наших ребят искристой радостью, бодростью и весельем – это задача политического значения[83] («Накануне новогодней елки», «Игрушка», 1937, № 10).

В этой же статье отмечается, что «вата и картонаж использованы совершенно недостаточно» и что надо выпускать «наши прославившиеся пароходы, ледоколы и исторические самолеты из картона», а из ваты делать красноармейцев, краснофлотцев, пограничников и полярников. В целом в статье автор критикует производителей игрушек и их неподготовленность к Новому году. Такое внимание к украшениям для елки свидетельствует о том, что теперь она существует как политический объект.

Логично, что елочные игрушки должна была одобрять специальная комиссия. В Москве такая комиссия работала при Городском отделе народного образования – она утверждала образцы всех игрушек, которые выпускали в Москве, не только елочных. Если образец не соответствовал педагогическим и художественным требованиям, его снимали с производства, а если подходил по всем критериям, то вскоре игрушки на его основе поступали в продажу. Так, в 1946 году газета «Вечерняя Москва» писала, что комиссия одобрила украшения, покрытые светящимися в темноте красками, от фабрики № 2 Бауманского райпромтреста, картонные флажки от фабрики Москворецкого райпромтреста и разрезные листы с рисунками для склеивания Краснопресненского райпромтреста.

Если в «Мурзилке», одном из главных детских журналов тех лет, почитать рассказы о елках и рассмотреть картинки с украшенными новогодними деревьями, то нельзя не заметить, что дружба связывает и присутствующих на празднике, и украшения на елке. Этим чувством пронизана вся атмосфера праздника. Елка объединяет детей всех возрастов и национальностей, взрослых самых различных профессий, даже многочисленные фигурки животных мирно сосуществуют на ней. Так происходит, например, на рисунке Михаила Храпковского, опубликованном в декабрьском номере «Мурзилки» 1939 года.

Елка. Иллюстрация Михаила Храпковского в журнале «Мурзилка».

Российская национальная библиотека

Деда Мороза, в отличие от Рождественского деда, усиленно приобщали к науке. Он, конечно, оставался сказочным персонажем, но это не мешало ему пользоваться современной техникой. Например, борода Деда Мороза летала на космическом спутнике. Именно борода, это не опечатка. В 1959 году в журнале «Костер» опубликовали сказку Ивана Демьянова «Борода» о том, как борода Деда Мороза уехала отдыхать в Крым, а потом пыталась вернуться к Новому году.

«Я на спутнике летела,

Без того мне было дела,

Вот где были холода, —

Говорила Борода. —

Этот спутник вам

Не сказка —

Он в своей железной каске

Стал разведчиком дорог, —

Где никто бывать не мог!»

Автор подробно описывает, как Борода добиралась до Крыма и как там отдыхала, а заканчивается стихотворение короткой одой спутнику:

Только спутник быстроногий

Топчет синие дороги,

Строит людям длинный мост —

От Земли

До самых

Звезд!

Иногда Дед Мороз предстает как всеобщий дедушка:

У этого дедушки много внучат.

Внучата на дедушку часто ворчат,

На улице дедушка к ним пристает,

За пальцы хватает, за ушки дерет[84].

(Н. Артюхова, «Мурзилка», 1948, № 12)

О Снегурочке же в журналах упоминают крайне редко, но зато стать Снегурочкой на школьном празднике очень почетно, это целое событие для каждой девочки.

Если посмотреть на елочные игрушки до 70-х годов, то можно заметить, что дети, женщины, мужчины и пожилые люди в качестве елочных игрушек были представлены по-разному. Детей изображали и как представителей разных народов и профессий, и как героев сказок, и просто как мальчиков и девочек с игрушками в руках. Мужчины были воинами и защитниками: красноармейцами, милиционерами, моряками, пограничниками, царевичами и богатырями из сказок. Женщины и пожилые люди на елке были представлены сказочными персонажами, лишь в самом начале, в тридцатых годах, делали картонажные фигурки медсестер. Причем игрушки «в возрасте» в основном мужчины – дед Мазай, царь Салтан, волшебники и звездочеты. «Бабушек» на елке представляли Баба-яга, старуха из «Сказки о рыбаке и рыбке», в 50-60-х годах была еще фигурка бабушки, возможно, из «Красной Шапочки». То есть главными на елке – буквально – оставались дети, даже космонавты больше походили на детей, чем на взрослых. Это неудивительно, ведь елку наряжали именно для детей, и она должна была не просто радовать их, но и помогать растить из них людей нового времени.

«Идейность», доступность и массовое производство елочных игрушек в итоге дали общие воспоминания не одному поколению советских людей, ведь елка, наряженная типовыми игрушками, пришла в каждый дом. Теперь людей объединяло не просто воспоминание о елке в целом, появились вещи, которые обозначали детство. В этом смысле на советской елке держится целый пласт культуры. Обычные игрушки тоже были одинаковыми у всех, и одевались дети похоже, но с елочными украшениями история была совсем другая, ведь их достают только раз в году и пользуются ими ограниченное время – таких предметов больше нет. Елку наделяют свойствами волшебного предмета, она не просто элемент декора, а образ беззаботного детства с его желаниями и возможностями, когда вся жизнь впереди. Эта идея отражена в стихотворении Константина Симонова «Плюшевые волки…», написанном в страшном 1941 году:

Елочная игрушка «Гвидон» из набора «Сказка о царе Салтане».

ГАУК НСО «НГКМ»

И, состарясь, дети

До смерти без толку

Все на белом свете

Ищут эту елку.

Где жар-птица в клетке,

Золотые слитки,

Где висит на ветке

Счастье их на нитке[85].

Стихотворение заканчивается словами «Все я жду, что с елки / Мне тебя подарят». Подарок, которого так ждет поэт, – его будущая жена, актриса театра Ленинского комсомола Валентина Серова. Позже, в июле того же года, Симонов посвятит ей стихотворение «Жди меня, и я вернусь». Новый год у Симонова – время исполнения желаний и веры в чудеса, которая, как выясняется, доступна не только детям.

Елку вернули советским гражданам в том числе для того, чтобы окончательно убедить их: началась новая счастливая жизнь, гораздо лучше прежней.

Двухлетний сын рабочего каменщика Фирсова, усталый и довольный, забрался к отцу на колени.

– Папа, почему у нас сегодня елка? – спросил он.

– Почему елка, сынок? Потому что жить стало веселее[86] («Елка вышла на славу», «Волжская коммуна», 3 января 1936 года).

В газетах и журналах много писали о том, что память о елке остается навсегда:

Сверкающая огнями, убранная игрушками, елка доставляет детям много радости и веселья, которые запоминаются надолго, иногда на всю жизнь![87] («Перспективы предстоящей елки», «Игрушка», 1939, с. 24).

Когда в советских журналах или методических изданиях заходит речь о елке, новогодних игрушках или праздновании Нового года, ключевым словом становится «радость». В зарисовке 1966 года автор Н. Завьялова называет радость главным человеческим витамином: «Растущий человек требует радости, хотя бы одну порцию в неделю»[88].

Радость – одно из самых частых слов в заголовках статей новогодних номеров семейных и детских журналов. «Радость своими руками», «Зимние радости», «Радость – в каждый дом» – радость повсюду,