– Всё, завтра…

– Да, великий день, праздник.

И вот, этот великий день наступил.

Июльская весна в заполярье

Заброшенная база геологов

Его мир

Вот она, горная тундра

Каменная граница с Европой

Красоты природы не просто хороши – они одаривают тебя энергией

На удачу

По увалам Хальмерьюиза

Останцы, или по-саамски сейды, это дети матери-земли, по преданиям, живые существа, однажды окаменевшие

Ледяные каньоны Полярного урала

Оленеводы и по сей день живут натуральным хозяйством, изготовляют многие вещи вручную; они – дети уральской природы

Часть 2

В Азию навсегда

Кожым!

Хмурый день пророчит недоброе. Солнце скачет по небу, словно обезумевшее, воспламеняет контуры облаков и мгновенно гасит их – обращает в пепел. Свет то и дело вырывается на свободу и обугливает огромные камни до такой черноты, когда кажется, что не тени от них падают вовсе, а огромные провалы ведут в тайные глубины суровой земли.

Перед перевалом ручей обреченно, чуть слышно бьется в камнях. Наледь, дарующая ему жизнь, сильно подтаяла и обнажила зеленые кругляшки и проплешины мхов, каким-то чудом живущие годами под снегом не видя яркого солнечного света, а также обломок оленеводческой лыжи кто знает каких времен. Год-то был очень теплый.

А на пороге красуется осень. Вот еще недавно золотился листочками зверобой, алела валериана по проталинам вдоль ледяных ручьев, а теперь это радостное настроение схлынуло вмиг, пропало, оставив странные, навивающие образ легенды, желтоватые следы на поникшей траве по берегам и воспоминания, теплом отзывающиеся за пазухой. Нет, солнце еще светит, нежно ласкает землю, но всё прохладнее и пустыннее становится без него. Пушица сжала соцветия до бурых сморщенных пятен, а кончики дикого лука свернулись и поблекли, опаленные странным огнем. Что же творится там, позади, на Полярном Урале? Первый снег?

Седловина перевала постанывает от ветра; ветер гневно кружит, блуждает по расщелинам, напрягает камни, и те стонут – поют. Скрывшись за рюкзаками, слушаем их заунывный свист.

– Вот и Селэм-ю, река забытой любви, – сами собою рвутся на волю слова. Как интересно именно чувствовать, а не думать: возникают неожиданные решения, влекущие к спонтанным действиям. Жить непредсказуемо, исповедуя психоритмы своих настроений – что может быть интереснее! Хорошее настроение возносит тебя к дорогам качественных переживаний. Прислушиваясь к голосу чувств ты открываешь невозможные, немыслимые пути, как то дороги в горах, туманах и прочие, малоизвестные сегодня явления… У каждого человека бывают моменты самодостаточности, когда все недоступные двери вдруг раскрываются, слова произносятся только нужные, решаются любые проблемы в один миг и чувствуется благоговейная сила, трепетная дрожь, сравнимая разве что с подвижками земной коры, и гордость за жизнь. Даже фраза такая существует: расположение духа. Именно: хорошие настроения – это цепочка следов, уводящая в неизведанность. Следующий ею живёт сказочно и духовно. А периоды «затишья» служат для осмысления пережитого.

– Какой любви? Ты это о чём?

– Да так, если бы знал… Что-то важное чувствую… «Селэм» с языка коми переводится как «сердце».

На спуске пропарываю о камень второй сапог. Что ж, будем считать, что всё находит свои места: два сапога стали парой – будут теперь дружно протекать оба. Задерживаемся на плантации морошки, где загребаем её обеими руками. Эта на удивление сытная ягода спасает нас от голода не хуже самих оленеводов.

В шести километрах от перевала у границы кустарниковой зоны местечко для «пикника». Это короб, сколоченный из досок, без окон и дверей – полна горница щелей. Зато над покосившимся входом красуется гордо вырубленая надпись: «Гостиница Олень». И что самое интересное, на деле пережидать непогоду здесь довольно комфортно! Сидишь, прислонившись к стене у большого огня, разведенного в каменке прямо на полу, ждешь, когда поспеет жидкий суп из единственного оставшегося бульонного кубика, горсти макарон и грибов – ни ветра тебе, ни дождя – а последний что-то зарядил, как только мы шагнули на европейскую часть Урала. Примитивнейшее жилье, но до чего же практичное! Узкое пространство не дает разбежаться теплу, окутывающему тебя, словно пуховое одеяло, с головы до ног, а в двух с половиной сантиметрах за стеной беснуется непогода, и я начинаю понимать и оленеводов, и давних жителей тёмных пещер. Вместо чая варим какао, точнее то, что от него ещё осталось по стенкам упаковки, и с наслаждением смакуем этот чудесный напиток. На ужин запланирован последний рис, на исходе подсолнечное масло и сухое молоко. Но завтра должны быть люди, пополним запасы у них.

И вот, наступают последние девять километров хода до «священной» реки. Кожым уже виден, на одном дыхании выпархиваем к нему. На полпути застает темнота, поэтому лагерь разбиваем у первых же деревьев. Я окидываю взглядом сумрачное небо, тучи, насевшие на вершины и грозно застывшие на перевале позади, и мне уже не представляется, как сюда вообще можно ногами от Воркуты добраться. Около четырехсот километров прошли мы, расстояние человеческим шагом неизмеримое!.. Сегодня второе августа, больше месяца, получается, были в пути.

Выхожу на берег реки, умываюсь и пью, но уже не чувствую должного удовлетворения. Встреча с Кожым ом пережита еще вчера, а тут ещё и Ваня надумал эвакуироваться завтра в Инту. От второй части маршрута, так замечательно спонтанно придуманного мною вчерашним вечером, включающего в себя стопятидесятикилометровый пробег от Кожыма до реки Щекурьи (с последующим выходом на притоки Оби) мой товарищ решил вежливо отказаться, невзирая на все мои улещания про отличные дороги и «жилые места». Грустно, конечно. «Но я еще