когда-нибудь и вся она пройдёт точно также. Где-то по-прежнему будут тихо стоять так и не увиденные нами озера Хойлы, пестреть оставленные в стороне горы Карового массива, а тебя уже не будет на этой Земле. Поэтому я поднимаюсь, всё-таки решив полностью увидеть закатное небо и чудные покатости гор с высоты, но в следующий миг понимаю, что идти уже поздно, краски поблекли, момент упущен навсегда. Всему есть свое время и срок, и чем дальше ты идёшь, тем острее и быстрее это чувствуется… Так короток человеческий век, и здесь, в горах, на фоне покрова вечности, ты как никогда понимаешь, что только чувства и переживания имеют хоть какую-то ценность. Что мир для нас – непрерывный эфир, вечная трансляция в подсознание. Органы чувств улавливают образы, подсознание фиксирует и компилирует их, а сознательное отношение человека усиливает те или иные восприятия. Я начинаю верить в то, что вижу, вскоре вера становится убеждением, затем убеждение формирует поступки, творит мою жизнь и, как говорится в религии – «спасает», – сближает с объектом внимания всё больше, притягивая линии судьбы. И реальное впечатление никогда не может быть оценено до тех пор, пока ты не увидишь и не переживешь его сам. Познай себя, и ты познаешь весь мир, этим все давно уже сказано. И пусть весь мир отобразится в тебя как в озерную гладь до такой степени чёткости и рельефности, пока ты сам не станешь им самим. Вот он,
духовный путь! Мне бы крылья такие
Как у тех двух
Что парят в поднебесье
И тревожат слух.
Я б тогда оттолкнул
Себя от Земли
Чтоб сбылись навсегда
Мои давние сны.
Я бы дали окинул
Взором родным!
Я бы также воскликнул
Над простором вершин.
Но где чуда сего
Мне стезю отыскать?
Выбора нет иного
Как упорно шагать.
Только, может, когда-то,
Всё забыв позади,
Всё раздав и растратив,
И достигнув дали,
На скалистой вершине,
Став седым от невзгод,
Позабыв даже имя,
Вспомнив только полёт
Этих двух, что прощались
С солнцем там, в вышине
Я спою, окрыляясь
О счастливой судьбе.
На ужин сладкая рисовая каша и чай с кубиком сахара – обычная пайковая норма. Но организм так «разъелся» за последние три дня, что настойчиво требует еще. Стараемся держать его в узде и вновь перевести в режим строгой экономии, потому как немного риса, соевого мяса, горсть макарон и чуть муки – почти весь наш продуктовый запас. Еще есть картошка и раза на полтора пшенки, в общем, еды дня на два-три… Точь-в-точь до Кожыма, но всё равно, надо беречь… Мало ли что.
Утром оказалось, что от Балбань-ю до места ночевки оставалось два часа пути. Продолжая передвигаться по водоразделу мы нежданно выскочили на потерянную варгу и быстро перевалили, вышли к реке. Я прыгал и целовал землю под ногами: дорога!.. Отличная вездеходка пробита на всём протяжении Балбань-ю – к её истокам и дальше, через перевал. Всё, тайга навсегда позади, мы живы и здоровы! От Кожыма нас отделяет каких-нибудь тридцать пять километров, завтра будем заваривать чай из его вод. Кругом знакомые Палестины! Я уже бывал в этих местах. Мне радостно, но и грустно временами тоже. С тоской оглядываюсь на дорогу, ведущую в другую сторону – туда, где за крутыми лесистыми сопками прячется знаменитое озеро Балбанты. Так хочется заглянуть и в ту степь, объять необъятное, задержаться на недельку-другую, отсылая мысли о недостатке провианта куда подальше и снова поддаться духу авантюризма!.. Домой ноги совсем не несут!.. Опасности, если ты идёшь с миром, нечего бояться – всё, что необходимо, найдётся само! В природе я уже дома! Но мой товарищ изъявляет твердое желание водрузить на столь замечательной идее большой крест. «Нет уж, на Кожым – значит на Кожым, – нисколько не раздумывая говорит он. – Хорошего, как говорят, понемногу». Еще одна неделька блужданий в тайге ему явно не по душе. Что ж…
На безрыбной Балбань-ю, расположившись на пригреве галишника, устраиваем грандиозную помывку после нескольких трудных дней пути. С волос сыплется хвоя, соль смывается с лица обычной проточной водой. Мыла не использовали даже и половины, одним словом – протаскали двести грамм зря. Волосы и без него мягкие и пушистые от частых окунаний в реке. Совершив омовение, выходим на дорогу и быстро набираем скорость. Сегодня Балбань-ю, судя по старым следам, безлюдна. Поэтому мы уже знаем, что никого не встретим в этом году на летнике в её верховьях. Так и случается: сарай пуст, на прошлогоднем кострище корчатся осенние листья, в чайнике преет хвоя. Столик подгнил и покосился, дровяная стопка осунулась, сложенные вещи съехали набок. Вот и весь день, как он тоже быстр, однако! Городские рабочие будни всегда так тянутся, кажутся бесконечными, а здесь, на свежем воздухе миг неотличим от светового дня. Нет, психически здоровому человеку просиживать штаны в офисе не под силу. Как можно в городе находиться – здесь, в природе, я даже и представлять не хочу.
Все. Завтра Кожым. Мифичный, навеянный грезами и вызванный ими как заклинаниями к существованию – почти что святой. Можно сказать, путь закончен. Преодолев его, мы стали уверенней в себе, разборчивей в чувствах и мыслях. Горы, реки, тайга, да и всё, что они только могут собой символизировать, мы теперь в силах преодолевать шаг за шагом, изо дня в день, терпеливо двигаясь к заветной цели души… Только бы эта цель была облагораживающей и прекрасной – притягательной, раскрывающей тебя цветком лотоса для мира вокруг! Не может человек без цели, ему нужно, чтобы всегда было чем жить. И цель поэтому должна быть нематериальной, не способной разочаровывать… Такой, как детство, – чтобы переставала замечаться одежда на жарком человеческом теле! Мы убедились, что судьба во многом зависит от нас самих, нашего воображения и прогнозируемого отношения. Это мистика и великая сила… И она по определению неразрывна с законами природы, которые были всегда.
Здесь встаёт вопрос изначального – значимости первооснов. Мир был другим, но человек слишком много красок стал брать от него, и в картине воображения намешалось до грязи. Сегодняшнее изображение действительности уже не созерцается, а управляет процессом, довлеет над созерцателем. Таковыми являются условия мира, выстроенного людьми вопреки неподдельной натуре природы. Воздействие этих условий не