оно пронизывает настоящее, которое находится как бы под дамокловым мечом грядущей гибели богов. В мифах о настоящем боги пируют, вершат суд, женятся, добывают ценные предметы, сражаются с ётунами, но будущее все время напоминает о себе. Главным символом предстоящей битвы является Вальхалла — чертог Одина. В нее на протяжении всего «настоящего» валькирии доставляют павших в сражениях воинов — эйнхериев. Еще одно неизгладимое напоминание о будущем — утраченная рука аса Тюра, которую откусил волк Фенрир, когда его сажали на цепь, — в начале битвы богов он сорвется с цепи и станет причиной смерти Одина. В двух мифах Тор меряется силой — и неудачно — со своим будущим противником мировым змеем Ёрмунгандом.
Главным же предвестником наступающего конца мира является смерть Бальдра — первая смерть, постигшая одного из богов. И асы, и ваны оказываются не бессмертными: всех главных богов ждет конец, когда в их мир ворвутся чудовища. Смерть Бальдра — еще не начало конца мира. Она происходит в мифологическом настоящем: за ней следует, например, женитьба Фрейра. Но она предвещает будущее, которое является своего рода противоположностью настоящему. Боги будут вынуждены уступить власть над миром хтоническим существам. Великан Сурт поведет силы хаоса против богов, и они не смогут устоять. Созданное богами в прошлом будет разрушено, вновь наступит хаос.
Таким образом, мифологическое время, в отличие от наших представлений о времени, не только событийно и потому состоит из отдельных отрезков, линейно и конечно: оно имеет начало и конец. Время замкнуто между творением мира и его гибелью, и оно существует лишь на протяжении этой длительности. Как в первичном хаосе, так и в хаосе после конца мира оно не может быть исчислено и потому отсутствует.
Однако конечность времени, его замкнутость между творением мира и его концом в древнескандинавской мифологии не абсолютны. С одной стороны, еще до начала времен существуют Нифльхейм, Мировая бездна, Муспельсхейм и ядовитая река Эливагар, которая в мифологическом настоящем будет отделять Ётунхейм от остального мира. Из брызг Эливагара возникают ётуны и среди них Имир. Пространство пред-прошлого населяют и другие существа, порожденные Имиром, а также корова Аудумла, вылизавшая из камней бога Бури, отца Бора, прародителя асов. Появление Одина и его братьев, Вили и Ве, знаменует переход от пред-прошедшего времени к прошедшему и начало эпохи сотворения мира.
С другой стороны, конец мироздания также не абсолютен. Вёльва провидит, как на месте уничтоженного огнем и водой мира возникает новый (Прорицание вёльвы, 59). На поле Идавёлль, где некогда Один и другие боги держали совет об устройстве мира, приходит новое, второе поколение асов, сыновья Одина и Тора, Бальдр и его невинный убийца Хёд, а также уцелевший Хёнир. Они наследуют культурное достояние своих родителей и их традиции, символом чего служит находка в траве золотой игральной доски. В этом новом мире не будет зла, и его обитателям суждено вечное счастье.
Свидетельствует ли это возрождение мира о том, что в скандинавской мифологии существовало представление о цикличности времени, т. е. о том, что через определенные промежутки происходит смена миров: старый исчезает (погибает), на его месте возникает новый? Мнения ученых разнятся. Цикличность мифологического времени — одна из характерных особенностей архаического сознания. И действительно, за «веком Одина» следует новый век, «век Бальдра» и следующего поколения богов. Мир был создан и разрушен, но затем возродился. Казалось бы, это говорит о цикличности мифологического времени: это его свойство проявляется не только в природных циклах — чередованиях дня и ночи (сутки), зимы и лета (год), но и в цивилизационных циклах — чередованиях мифологических «веков». Однако между рождением «века Одина» и «века Бальдра» и их характеристиками есть принципиальные отличия. Первый создается природными стихиями и упорядочивается богами. Второй возникает в уже сложившейся благоустроенной форме, в значительной степени повторяющей порядок в мире Одина, и не требует вмешательства молодых богов. В «век Одина» боги не только созидают мир, но и вносят в него войну, клятвопреступление, разврат, которые перед Рагнарёком охватят весь мир. «Век Бальдра» не будет знать зла, богам и людям «суждено вечное счастье».
Если миф о Рагнарёке засвидетельствован уже в VIII–IX вв. на рисованых камнях Готланда, то сюжет возрождения мира впервые возникает в «Прорицании вёльвы», созданной в Х в., но особенно ярко проявляется в более поздних ее записях: в рукописи начала XIV в. добавляются две строфы о нисходящем на мир «владыке, правящем всем властелине могучем» — Христе (Прорицание вёльвы, 65) и драконе, уносящем трупы (в ад?), символе Сатаны (Там же, 66). Поэтому часть ученых не исключает, что при формировании «Прорицания вёльвы» или в период ее бытования в устной традиции как сама идея возрождения мира, так и его характеристики возникли под влиянием христианского учения о рае.
Глава 7. Мифологический мир в изобразительном и декоративном искусстве
Мифологическое сознание пронизывало все сферы жизни древних скандинавов и отражалось не только в верованиях и ритуалах, в устной словесности, позднее — в письменных текстах в форме мифов, но и в искусстве — изображениях на камнях, оружии и украшениях, резьбе по дереву. Многочисленные и многообразные памятники свидетельствуют о стремлении скандинавов передать в визуальной форме важнейшие понятия, определяющие мифологический мир, и запечатлеть события, о которых рассказывается в мифах.
Традиция изображения мира богов и мира людей в Скандинавии восходит к бронзовому веку (1800–500 гг. до н. э.). Шведская провинция Бохуслен славится огромным количеством и разнообразием петроглифов — рисунков, выбитых на камне. Cотни фигур людей и животных, кораблей и различных символов покрывают скальные выходы. Значение многих изображений лишь угадывается, некоторых — более или менее поддается объяснению. Огромная мужская фигура более двух метров высотой с поднятым копьем — предположительно верховное божество. Мужчины с поднятыми топорами вступают в борьбу или совершают некий воинский ритуал. Неисчислимо количество лодок, некоторые их группы насчитывают десятки. Лодки играли важную роль в жизни прибрежного общества: они были и средством коммуникации, и необходимым инструментом для рыбной ловли. Рисунки очень точно передают конструкцию лодок — археологи не раз находили затопленные ладьи, подобные нарисованным. Некоторые ладьи достаточно велики по размерам: в них сидят люди, до 10–12 человек — гребцы, они же воины. Нос и корма ладьи украшена штевнями с головами животных (коней?), как позднее, в эпоху викингов, на нос и корму боевых кораблей будут насаживаться вырезанные из дерева головы драконов. На носу ладьи изображены рулевой, воин, дующий в лур — духовой музыкальный инструмент, и стоящий во весь рост, видимо, вождь команды, поднявший в руке топор. Изображена ли здесь бытовая сцена или некий мифологический сюжет, сказать невозможно.
