– Если надумала остаться, занимай свободную, – показала она рукой.

Нижний этаж, полуподвальное помещение с ванной, кухней и туалетом, ещё доделывали – штукатурили, красили, белили.

Я перенесла чемодан и постель. Как только хлопоты закончились, тревога и боль заговорили с новой силой. В мозг и душу вползало отчаяние, и я начинала метаться, как с надрезанным крылом птица, – книги не помогали. Не выдерживала, одевалась и уходила – в парки, магазины, кино.

Впереди экзамены за пятый курс. Последний семестр. Предстояло напрячься, но… мысли вновь и вновь обращались к Василию – читаемое не задерживалось. Весёлое и здоровое общество однокурсниц постоянно тормошило меня, больной мозг кое-что схватывал, и два экзамена я сдала, как во сне. На последние два сил не оставалось, и я написала заявление на академический отпуск.

Плен памяти… Как отодвинуть воспоминания? Куда, чтобы не думать, девать время? Как бороться с дисгармонией души? Возраст обязывал управлять волей, однако прилагаемые усилия не помогали. Было очевидно, что поездка в деревню к родителям – не панацея.

К этому времени завод выделил Борису с Изой двухкомнатную хрущёвку в новом кирпичном доме на третьем этаже – по сравнению с барачной конурой шикарные апартаменты. Счастливые молодожёны занимались обустройством. Каждой новой покупке радовались, как дети. Сестра в любое время могла выбегать теперь в магазины – дом находился на одной из центральных улиц.

– Посмотри, какой сервант! – восторгалась Иза. – А диван так просто чудо! У нас своя теперь спальня! Нравится?

– Нравится, – сухо отзывалась я.

– Мать уговаривает Борю взять землю под сад – он не хочет. Как думаешь?

– Сами решайте.

– Думаю, надо брать: свои фрукты, овощи будут. Как-никак, прибавка к семейному бюджету. Мать, пока силы есть, помогать будет.

– Нуда, – безразлично соглашалась я.

Радость сестры была диссонансом больной душе и подавленности не снимала. Два её малыша, на которых пыталась я обратить внимание, отвлекали слабо. Сестра, наконец, заметила:

– Что с тобой? Дети обижаются, злятся – не реагируешь, когда они о чём-то просят. Нельзя так!

– Не слышу я их, Иза.

– Как это – «не слышу»?

– Мы с Василием расстались, – и впервые за всё время горько и обречённо расплакалась.

– Да ты что? А таким влюблённым казался… Почему мне ничего не сказала?

– А что бы это изменило? Я, Иза, в себя прийти не могу – от боли за обманутую любовь. К жизни интерес потеряла… Ничего делать не могу… Не знаю, как два экзамена сдала.

– Ну, почему наши судьбы такие? Тяжёлые. С детства без вины виноватые… Как вспомню, как я сопротивлялась, когда меня из общежития насильно к коменданту вытаскивали, дурно становится, – заплакала и она, – ниоткуда ни поддержки, ни защиты. Радовалась, что у вас всё серьёзно. Тебе надо с кем-нибудь познакомиться. На танцы ходи, гуляния.

– Я в таком состоянии, что ни полюбить, ни понравиться. Гляжу на прохожих и ловлю себя на том, что пытаюсь угадать, кто из них счастлив, а кто нет. Больше меня ничего не интересует.

– И сама полюбишь, и понравишься, только нос курносый не вешай! – вытирала она свой.

– Нет, Иза, я слепа… Никого не замечаю.

– Давай, я знакомиться буду – для тебя!

– И где ж знакомиться будешь?

– Можно в общественном транспорте и просто на улице. Только на свидания буду ходить не я, а ты.

– И как я субъект узнаю?

– Опишу с подробностями! Только будь весёлой и непринуждённой!

Авантюра Изы, конечно же, не удалась. Несколько раз отправлялась я на подготовленные ею свидания, но никто из «кандидатов» так и не понравился. Лекарство для тоскующей и больной души не находилось, выход я видела теперь в другом:

– Рожу ребёнка и посвящу себя его воспитанию.

– Цель благородная, но как через себя перешагнёшь?

– Надо только, чтоб человек достойный был!

– А воспитывать? – недоумевала сестра.

– Одна воспитаю!

– Ты не представляешь, как тяжело воспитывать. Тем более одной.

– А что делать? Кому и зачем я? Для чего? Цель жизни я в детях и любви видела. Любви нет – хоть ребёночка рожу… Какая разница – от мужа или случайного знакомого?

– Не сможешь ты. У тебя ничего не получится.

– А, может, получится?

– Разве кто-нибудь на душу ляжет?..

Жила я теперь с девушками, работавшими на моторном заводе. За ужином обсуждали они, смеясь, события дня. Какое-то время я слушала их и, чтобы не мешать, выходила на улицу – побродить. Возвращалась, когда девушки уже или спали, или, лёжа в постелях, вели бестолковые разговоры. На этот раз словоохотливая худая Нина, сидя на постели в ночной сорочке, накручивала бумажки на только что вымытые светло-русые волосы. Завязывая тряпочки, она весело и звонко спросила:

– Ты где это всё пропадаешь?

– Дышу перед сном.

– А я волосы накручиваю, – и некрасивое, так рано разрисованное морщинками лицо улыбнулось. – Завтра красивой буду, с кудрями.

– Ну да, – согласилась я.

– А ты – в парикмахерскую ходишь?

– Да нет.

– Когда ж накручиваешься?

– Я не накручиваюсь.

– Свои, что ли? – оживилась она.

– Свои.

– Счастливая – мучиться не надо! Неделю живём, а незнакомы, давай знакомиться. Меня Ниной зовут, её Галей, работаем вместе. Как тебя зовут, мы знаем. Хозяйка сказала, что ты учительница. Только вот постарше тебя будем.

– Я старая. 25 уже.

– Вот это да – думали не больше двадцати: девчонкой смотришься. Всего на год моложе Гали, на два – меня, так что давай дружить.

– Давайте.

– У тебя есть парень?

– Нет.

– Такая фигуристая… волосы опять же. Что ж парня нет?

– Не встретила.

– У нас на заводе много парней – так все носы задирают.

– Среди учителей – парней мало.

В конце недели Нина весело предложила:

– Завтра на Обь собираемся – позагорать, поплавать. Пойдёшь с нами?

А то всё одна и одна!

– У меня купальника нет.

– Галь, у тебя два, дай ей один!

– Может, он и ей маленький?

– Пусть примёряет.

Закрытый купальник без бретелек на моей детской фигуре смотрелся великолепно.

– Если тебе, Галь, он не нужен, отдай ей.

– Пусть берёт.

– Спасибо, девчонки.

– Чего ты всё грустная какая-то? Сторонишься… Так – что? Идёшь?

– Можно. Пляж далеко?

– А зачем нам пляж? Здесь через завод, прямиком, недалеко – пешком дойдём. Туда многие ходят: берег песчаный, чистый.

Одетые по-пляжному, идём звенящим утром на Обь. Хрустальное, дообеденное время обещает жаркий день. На берегу много народу, и в этой массе девушки обнаружили знакомых. Один из них, Эдик, ныряя, плавая и брызгаясь, заигрывает со мной… После очередного погружения перестал брызгаться и, удивлённый, застыл.

– Тонь! – кричит Нина. – Поправь!

– Что? – не вижу я её