– Ну, как? – с интересом спросила Софья Борисовна.

– Занятно, – ответил я.

– Ты все понял?

– Нет, не все.

– Что именно не ясно?

– Не ясно, что значат предсмертные слова д’Артаньяна: «Атос, Портос, до новой встречи! Арамис, прощай навсегда!»

– Ну, это как раз очень просто! Арамис остался жив, а на том свете д’Артаньяна ждут Портос и Атос.

– Но ведь и Арамис умрет когда-нибудь, как мы все?

– Да, конечно…

– Значит, все-таки не навсегда!

– Но Арамис, как священнослужитель, попадет в рай.

– А Портос, Атос и д’Артаньян в ад? – изумился я.

– В ад? Нет, скорее, в чистилище, – нашлась библиотекарша.

– В чистилище? В первый раз слышу. А что там делают?

– Там? Там… очищаются от грехов, – неуверенно сообщила Софья Борисовна.

– А потом?

– Потом? Потом, очевидно, отправляются в рай.

– Значит, все-таки не навсегда?

– Пожалуй, – покраснела она. – Никогда раньше об этом не задумывалась.

А «Трех мушкетеров» я прочитал через год, когда Лида принесла мне из библиотеки Шелепихинского филиала толстый растрепанный том без последних страниц, поэтому я потом долго не подозревал, что д’Артаньян и Рошфор после трех дуэлей все-таки помирились и даже поцеловались в знак дружбы. В результате я проспорил Шарману пугач, выменянный за тюк тряпья, и десять флаконов из-под тройного одеколона, валявшихся на пустыре за аптекой.

Но все-таки, почему я сделал героем длинной истории с продолжениями, которую рассказывал ребятам в палате перед сном, виконта де Бражелона? Я же о нем почти ничего не знал, кроме того, что он внебрачный сын Атоса? Не могу ответить на этот вопрос. И в мыслях такого не было. Я примеривался к Электронику – мальчику из чемоданчика, рассматривал кандидатуру Ихтиандра – ему доктор Сальватор пришил вдобавок к жабрам еще и орлиные крылья. Представляете, какие чудеса может вытворять летающее и ныряющее существо?! Подумывал я и о продолжении приключений капитана Врунгеля, в силу своей фамилии дававшего простор для самой необузданной фантазии. Виконт выскочил из моей памяти с обнаженной шпагой, как из-за угла, внезапно и надолго овладел вниманием всего отряда, превратившись в нашего русского Виконтия Дображелонова.

Ребята поначалу стали звать его Викентием, такое имя носил тогдашний руководитель лагерного изокружка, он даже в жару ходил в грубом свитере и курил трубку, дымившую, как Мосэнерго на Балчуге. Ставя нам натюрморт из восковых фруктов, художник потом отходил на несколько шагов, складывал из пальцев прямоугольник и долго рассматривал нагромождение мертвых плодов. Он вздыхал, бормотал что-то о вечных формах, наконец, поправлял складку драпировки и на сантиметр сдвигал яблоко.

– Ну, вот теперь даже Сезанн не подкопается. За работу, пиёнеры!

Но я ребятам объяснял: зовут моего нового героя Виконтием, так как во французском языке некоторые имена являются одновременно и титулами. (Это я, конечно, придумал.) Виконтий всем помогал, желал добра и спасал в трудные минуты, поэтому его и прозвали Дображелоновым. Чего только он не делал, в какие переделки не попадал, с кем только не вступал в бой! Сражался с дуболомами Урфина Джюса, катался с Иванушкой-дурачком на самоходной печке с реактивным двигателем, приручал вместе с Синдбадом-мореходом птицу Рух, помогал четырем танкистам искать похищенную фашистами собаку, путешествовал с Незнайкой на Марс, где жили умные, но плотоядные осьминоги, освобождал с близняшками Олей и Яло зеркальщика Гурда из Башни Смерти, охотился на динозавров в Затерянном мире, подавал патроны Анке-пулеметчице, пока Чапай заходил в тыл к белякам… Девочки, которым пересказывали мои истории с запозданием на день, передали мне через Нинку Краснову, чтобы не мешало бы Дображелонову, совсем забывшему в борьбе со злыми силами о личном счастье, обзавестись невестой. Вопросов нет! Я без колебаний отдал ему царевну Будур.

26. Сказочник Волков

Насколько далеко в своих фантазиях я улетел от настоящего виконта де Бражелона, стало ясно только в этом году: зимой я выпросил у одноклассника Андрюхи Калгашникова с условием не читать за едой и не загибать страницы весь трехтомник «Десять лет спустя». Его мамаша работает в издательстве, и дома у них потрясающая библиотека – два здоровенных набитых книгами шкафа. К тому времени я уже проглотил «Двадцать лет спустя», за которыми стоял в юношеском абонементе в очереди три месяца. Толстая-претолстая книга, настоящий кирпич, и к концу мне показалось, что Александр Дюма сам уже утомился от Мордаунта, злобного и вероломного сына Миледи, а убить свое детище все-таки жалко. Мне эта мука великих писателей стала понятней, когда я сам до тошноты изнемог от бесконечных подвигов Виконтия, ведь он не успокоился даже после женитьбы на принцессе Будур и рождения тройни.

С первой попытки прошло немало времени, я вырос, поумнел, но читать «Десять лет спустя» все равно было скучновато. Местами – ничего, терпимо, а местами – переливание из пустого в порожнее, хотя угасшего без видимой причины Атоса и задавленного каменными глыбами здоровяка Портоса мне было жалко до слез. В основном – скучища, жвачка какая-то. Этим мнением я откровенно поделился с Софьей Борисовной.

– Да, к сожалению, ты прав, Юра, – согласилась она. – Дюма жил широко, а платили ему постранично, поэтому он специально затягивал сюжет, гнал ненужные диалоги…

– Как?! Разве он писал не для собственного удовольствия?

– Нет, конечно, за деньги, хотя и любил свою работу.

«Вот те раз!» – подумал я, сообразив, что уже много лет развлекаю друзей даром, хотя мог бы брать за это, например, конфеты или марки.

По личному творческому опыту я знаю: сочинять продолжения – дело нудное, трудное, а главное – неблагодарное. Это как разогревать вчерашние котлеты: все равно вкус не тот, что у свежепожаренных.

Ну, взять хотя бы «Волшебника Изумрудного города»! Вторая книга «Урфин Джюс и его деревянные солдаты» – не хуже первой. Три раза перечитывал! А «Семь подземных королей» – уже послабей, тех же щей пожиже влей, как говорит бабушка Маня. И вот однажды, когда я пришел менять книги, Софья Борисовна священным шепотом предупредила:

– Юра, в субботу у нас будет писатель Волков!

– Какой такой Волков?

– Тот, который сочинил «Волшебника Изумрудного города».

– Не может быть! А он разве жив? – оторопел я.

– Конечно! Приходи – сам увидишь!

Писатель Волков оказался седеньким старичком с розовым морщинистым лицом и мясистым носом, оседланным очками в черной массивной оправе. Когда, шаркая, он, почтительно окруженный библиотекаршами, вошел в читальный зал, мы по команде громко захлопали. Сказочник сел, положил перед собой кожаную папку с юбилейной никелированной набойкой и сквозь дымчатые стекла добрыми глазами осмотрел заполненные детворой ряды. Директриса, дама с высокой прической, напоминающей плетеный батон, долго