Глеб промолчал. Будто сказанное адресовалось кому-то другому. И хотя прибрежные заросли напрочь застили плескавшуюся в проточке Риту, демонстративно повернулся к ним спиной. А чтобы лишнее не тревожило кровь, крушил о колено сушняк с такой яростью, что стал ниже ростом венчающий Бычью Башку бурун. И так увлекся, что о возвращении Риты узнал лишь после того, как к дыму разгорающегося костерка добавился запах хорошего мыла и свежести.

— Подзадержались вы, однако, — буркнул Глеб, — я уже беспокоиться начал.

— Я через проточку на остров перебралась, — повинилась Рита. — Там очень здорово. Деревья, кусты, полянки. Зато теперь знаю, где бабочки на ночлег собираются… Представляете, Глеб Сергеевич, на каждой ромашке по бабочке… Кстати, вы обещали поведать происхождение названия… Почему Болтливый ежик, а не приют бабочек?

— Обязательно расскажу. После того, как ополоснусь и поужинаем. Негоже вашу светлость одними байками потчевать. Откройте холодильник в багажнике, там все должно быть для первой помощи пострадавшим от голода. Напитки по вашему выбору. Вот только хлеб, боюсь, по причине длительного хранения сделался неугрызимым.

— Я в командировку тоже не с пустыми руками выбралась. Есть батон, колбаса, сардинки, помидоры… Муж даже бутылку «Фетяски» положил. А чтобы не разбилась, запеленал в старые газеты.

Глеб, конечно, предполагал, что Рита замужем, однако напоминание о ее семейном положении почему-то царапнуло душу. Точно так с ним случалось, когда приглянувшуюся на танцах девушку уводил другой, более ловкий. Но тут же осадил себя: «На что другое, старый пень, рассчитывал? Ей же лет не больше, чем твоей дочери, у которой тоже двое детей, твоих внуков… Ну, допустим, и она слегка увлеклась, обстановка к тому располагает. Только взаимность может милостынькой оказаться. Ведь случается, дряхлому попрошайке на паперти сотня вместо положенного рубля перепадает… А ты, спрашивается, чем способен ответить? Возраст такой, что не Камасутру, жизнеописание благочестивых отшельников впору читать».

Вынесенный мысленно приговор себе Глеб подкрепил телесным наказанием. Ухнул в проточку так, что поперхнулся пришедший к роднику на водопой фазан. Однако бегучая вода, вопреки ожиданиям, не опалила холодом. Наоборот, вернула душевное равновесие, которое так необходимо каждому, кто слишком приблизился к соблазну. Глеб даже рассмеялся. Ему показалось, что это не река, а ладони русалки смывают с тела и души полынную горечь.

Ужинали при свете костерка. Порождаемые им светотени, словно пальмы оставшегося без поводыря слепого, жадно ощупывали снедь, которую Рита в художественном беспорядке раскладывала на бумажных салфетках.

— Кресел, извините, в наличии нет, — развел Глеб руками. — Могу взамен предложить вот эти спальники. Только их надо хорошенько отряхнуть.

— Жильцы моей многоэтажки вас бы не поняли, — ответила Рита, венчая дольки черного хлеба сардинками. — По единодушному решению общественности, выколачивание ковров отложено до окончания войны. Это из серии надписей на калитках в прифронтовой зоне: «Не грюкай, бо страшно…» Нет, Глеб Сергеевич, мне, пожалуйста, вина. Если травиться, то хотя бы приятным на вкус. И скажите что-нибудь, соответствующее моменту.

— С позволения, роль тамады уступаю Бычьей Башке. Слышите, как он трубит здравицу реке, костерку, звездам и вашей светлости?..

— Бычья Башка — это кто? Или — что?

— Порог ниже острова. Который создает иллюзию кильватерной струи. Выше по течению еще один его собрат — Чебурашка. Только очень лютый. Питается байдарочниками, которые плывут мимо мыса Закопченного чайника. Это неподалеку от бухты Рыжих собак.

— Порог в роли тамады, остров Болтливого ежика, бухта Рыжих собак… Признайтесь, я сплю, или вы действительно ведете меня за руку по сказочным берегам?

— Берега эти, Рита, вполне реальны. И чайник тоже реален. Им пользуются байдарочники и рыбаки, но никому из них не пришло в голову очистить его от копоти. Я тоже не стал нарушать заведенный порядок.

— Вы — рыбак?

— Любитель-отшельник. На пару-тройку дней. Больше выкроить не удается. Хотя следовало бы организовать полноценную экспедицию. Только в среднем течении два десятка островов, но официально они нигде не зарегистрированы. Вот этот пробел я по мере сил и устраняю. Вычисляю координаты, на глазок определяю площадь, описываю растительность. Ну и попутно даю названия приглянувшимся. Остров Андрея Первозванного, Федора Конюхова, Гулящая Султанка…

— Глеб Сергеевич, — осторожно спросила Рита, возвращая ивовым прутиком в костерок выстрелившую головешку, — у вас случаем не осталось завалящего островка? Совсем маленького, размером с салфетку?

— Завалящее вам не к лицу. Есть один чуть ниже по течению на примете. Пока безымянный. Пристанище соловьев и серебристого лоха. Стоит посреди реки серебряным слитком. Правда, в канун Троицыного дня высаживаться на него опасно.

— Почему? — встревожилась Рита.

— Запах цветущего лоха смертельно опасен для особо впечатлительных… А теперь и подходящее имечко ему сыскалось — остров Вашей светлости. Или какие другие предложения будут?

— Других не будет, — ответила Рита, глядя на Глеба так, словно рядом у костерка сидел всемогущий волшебник. — Вы даже представить не можете, как я вам благодарна. Так и полетела бы сейчас к серебряному слитку.

— Сейчас нельзя, — вздохнул Глеб. — До шести утра комендантский час. К тому же ваша собственность как раз на линии фронта.

— Ну вот, — огорчилась Рита. — Получила царский подарок, а взглянуть на него хотя бы одним глазком нет никакой возможности. Глеб Сергеевич, миленький, дайте слово, что после войны устроите мне свидание с островом. Обещаю печь на ужин картошку в углях, я это умею, охранять вас от нападения диких зверей и хозяек придорожных магазинов… Ну вот, вы опять смеетесь. Наверное, кажусь вам взбалмошной?

— Ни в коем случае. Ребячливость лишь прибавляет вам обаяния. Просто вспомнил ночевку на мысе Закопченного чайника и живущего там зверя. Но об этом чуток погодя. А сейчас предлагаю отпраздновать крестьбины острова.

Но не успели бокалы допеть встречную песню, как небо на юге обожгла пульсирующая вспышка и докатился хрустящий гром. Словно за сопротивляющимся реке порогом Бычья Башка с грузовика уронили ящик оконного стекла.

— Это не у моего острова?

— Дальше. И правее. Похоже, рванул боекомплект споткнувшегося о мину панцерника… Да вы ешьте. Если из-за каждого взрыва вдалеке прерывать трапезу, дистрофиком сделаешься. И чертовщинка всякая на голодное брюхо приходит. Извините за вульгарную прозу. По себе знаю… Двенадцать часов кряду махал веслами, хотел засветло проскочить Чебурашку. Однако ночевать пришлось в компании с чайником. Похлебал чаю с привкусом сажи, устроил лежбище на перевернутой лодке. Но только начал дремать, как под лодкой, где харч хранится, кто-то зашевелился. А минутой позже чавкать начал. Посветил фонарем — под лодкой никого. Только лег — опять чавкает…

— Прямо мистика какая-то. И что это за зверь был?

— Мое персональное брюхо.