Петров и записывал всё, что говорилось; потом этот Петров сблизился с Гулаком, втерся в его доверие и, узнавши окончательно все подробности и план общества, написал донос в III Отделение».
А. М. Петров тогда был студентом Киевского университета. Его принял в члены общества Н. И. Гулак. 3 марта 1847 года студент подал свой донос попечителю Киевского учебного округа генералу А. С. Траскину. Начались аресты. 18 марта в Петербурге взяли Н. И. Гулака. 28 марта в Киеве – Н. И. Костомарова. Т. Г. Шевченко арестовали 5 апреля при въезде в Киев.
Любопытный факт. Уже после взятия под стражу членов Кирилло-Мефодиевского общества, в апреле 1847 года, в Киеве на улицах кто-то расклеил прокламацию «К верным сынам Украйны» (расклейщиков и автора прокламации так и не поймали). О случившемся доложили Николаю I. Он на докладе III Отделения написал:
«Явная работа той же пропаганды из Парижа; долго этой работе на Украине мы не верили; теперь ей сомневаться нельзя».
Луи-Филипп I еще находился на своем троне, поэтому членов Кирилло-Мефодиевского общества наказали не столь жестко. Н. И. Гулак, взявший на себя авторство устава общества и «Книги бытия украинского народа», был заключен на 3 года в Шлиссельбургскую крепость, где ему было разрешено продолжать научные занятия по истории, филологии и математике. Н. И. Костомарова на один год поместили в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. Затем его сослали в Саратов, запретив «служить по ученой части». В 1856 году он был освобожден от надзора полиции. Н. И. Савича всего лишь выслали в его имение на Полтавщине.
Самое суровое наказание получил Т. Г. Шевченко – не столько за членство в обществе, сколько за поэму «Сон». К ней автор предпослал эпиграф из Евангелия от Иоанна: «Дух истины, его же мир не может прияти, яко не видит его, ниже знает его» (глава 14, стих 17), а жанр произведения обозначил так: комедия. Самое главное – весьма нелицеприятно изобразил царя и царицу:
Вот где рай-то! Блюдолизы
Золотом обшиты!
Сам по залам выступает
Высокий, сердитый.
Прохаживается важно
С тощей, тонконогой,
Словно высохший опенок,
Царицей убогой,
А к тому ж она, бедняжка,
Трясет головою.
Это ты и есть богиня?
Горюшко с тобою!
. . . . . . . . . . . .
Смолкло… Только царь бормочет,
А чудо-царица
Голенастой, тощей цаплей
Прыгает, бодрится.
. . . . . . . . . . . .
А потом царица
Отошла и села в кресло.
К главному вельможе
Царь подходит да как треснет
Кулачищем в рожу.[22]
Вот за эти стихи и был отправлен в солдатчину их автор. Служить Т. Г. Шевченко пришлось в хорошо известном В. И. Далю Оренбургском крае, в Орской крепости, 10 лет, с запрещением сочинять стихи и рисовать.
Кружок петрашевцев
Второе общество, еще более печально закончившее свое существование, – кружок петрашевцев. В 1845 году 23-летний публицист М. В. Буташевич-Петрашевский, с юности увлекавшийся трудами французских утопистов-социалистов, особенно сочинениями Ш. Фурье, на своей петербургской квартире по пятницам стал собирать молодежь. В разное время кружок посещали Н. Я. Данилевский, Ф. М. Достоевский, С. Ф. Дуров, Вл. Н. Майков, А. И. Пальм, А. Н. Плещеев, М. Е. Салтыков-Щедрин, Н. А. Спешнев, Ф. Г. Толль и другие. Члены кружка различались по своему мировоззрению. В начале марта 1849 года от общей группы отделился кружок С. Ф. Дурова – А. И. Пальма. А. П. Милюков вспоминал:
«…Я встретил еще несколько новых лиц и узнал, что в Петербурге есть более обширный кружок М. В. Буташевича-Петрашевского, где на довольно многолюдных сходках читаются речи политического и социального характера. Не помню, кто именно предложил мне познакомиться с этим домом, но я отклонил это не из опасения или равнодушия, а оттого, что сам Петрашевский, с которым я незадолго перед тем встретился, показался мне не очень симпатичным по резкой парадоксальности его взглядов и холодности ко всему русскому».
23 апреля 1849 года петрашевцев арестовали и заключили в Петропавловскую крепость. Всего под следствием находилось 123 человека. 22 человека были преданы военному суду, который почти всех (кроме одного человека) приговорил к расстрелу (среди них был Ф. М. Достоевский). Утром 22 декабря 1849 года осужденных на смерть доставили на Семеновский плац, зачитали приговор о «смертной казни расстрелянием» и переломили над их головами шпаги. На первую тройку смертников (М. В. Буташевич-Петрашевский, Н. А. Спешнев, Н. А. Момбелли) направили ружья, но тут подъехал экипаж, из него вышел флигель-адъютант; он привез бумагу с последней волей самодержца: смертная казнь заменяется каторгой.
В этот же день Ф. М. Достоевский написал старшему брату Михаилу:
«Сегодня 22 декабря нас отвезли на Семеновский плац. Там всем нам прочли приговор, дали приложиться к кресту, переломили над головою шпаги и устроили наш предсмертный туалет (белые рубахи). Затем троих поставили к столбу для исполнения казни. Я стоял шестым, вызывали по трое, следовательно, я был во второй очереди и жить мне оставалось не более минуты. Я вспомнил тебя, брат, всех твоих; в последнюю минуту ты, только один ты, был в уме моем, я тут только узнал, как люблю тебя, брат мой милый! Я успел тоже обнять Плещеева, Дурова, которые были возле, и проститься с ними. Наконец ударили отбой, привязанных к столбу привели назад, и нам прочли, что его императорское величество дарует нам жизнь. Затем последовали настоящие приговоры».
Жертва страха власти
Жертвой страха, охватившего тогда российскую власть, стал и В. И. Даль, никогда не стремившийся потрясать ее устои.
Страх потерять власть (вдруг и в России случится нечто похожее на происходящее в Европе) побудил Николая I 27 февраля 1848 года учредить секретный комитет под председательством светлейшего князя А. С. Меншикова для общего надзора за всеми издававшимися в столице газетами и журналами. Вместо него (страх усиливался) через месяц, 2 апреля, был создан другой тайный «Комитет для высшего надзора за духом и направлением печатаемых в России произведений» под председательством действительного тайного советника Д. П. Бутурлина – высший цензурный орган государства. Комитет рассматривал прошедшие предварительную цензуру и вышедшие в свет издания, принимая в административном порядке карательные меры. Решения и распоряжения Комитета представлялись на утверждение императора и объявлялись