– А знаешь, генерал, царица – эта высокая и сухая вобла с красивым и злым лицом – как-то сказала моему монаршему племяннику: «Они, эти свиньи, должны научиться бояться тебя…» Она, пожалуй, права, – проговорил великий князь, провожая взглядом уходивших купцов.

Генерал-губернатор справился у адъютанта о готовности поезда. Долго не докладывали. Наконец, к середине дня доложили. Он просил узнать, какое время понадобится на дорогу. Доложили: не менее десяти часов. Дорога сложная – подъемы и спуски… Губернатор потерял терпение и побагровел – вернусь, с виновников шкуры спущу – велел перенести поездку на шесть часов утра.

В утренних сумерках застучали колеса паровоза и вагонов. Впереди – дрезина с охраной. В центре – вагон с губернатором, адъютантом и секретарем. В задних вагонах полубатальон солдат, теплушка с полевой кухней и провизией.

На станцию Косотурск поезд прибыл к вечеру. На перроне низкого серого вокзала выстроилась толпа заискивающих холуев с хлебом-солью. «Дармоеды, мать вашу», – подумал он и, картинно улыбнувшись, отщипнул от каравая. – «Теперь в пору бы рюмку коньяка да на спину горчишники».

Губернатор сел в коляску – к его приезду дорогу от вокзала выскребли до земли – на санях не проедешь. Еще с плотины в сумеречном свете он заметил большую толпу возле дома горного начальника. Охрана мигом организовала живой коридор для прохода. Не глядя на застывшие в ожидании мрачные лица рабочих, шагнул к лестнице, где его встречал окружной начальник.

– Ваше превосходительство…

– Не надо рапорта, ты все же генерал, – властно перебил губернатор. – Сам вижу, Зосима Петрович. Передайте им, – в лексиконе Богдановича отсутствовало слово рабочий, – передайте им, завтра поутру во всем разберусь, – и шагнул по высокой мраморной лестнице. В просторном зале, заполненном людьми, буркнул с солдатской прямотой и непосредственностью:

– Никак на свадьбу гостей собрал, Зосима Петрович, даже на стол накрыл… Вот и станут они вместо дела глаза пялить, наклейки на бутылках читая…

– С вашего созволенья, – нашелся Зосима Петрович, – здесь присутствуют высшие чины управления и главные инженеры производства, начальники цехов, мастера, ротмистр корпуса жандармов, уездный исправник.

Богданович поморщился, будто проглотил ложку хрена, и тихо произнес:

– Удали́ мастеров и мелкую шушеру. На хрена они нам? Жаль, не вижу здесь старшего воинского начальника. Знай: армия – сила! Вызови срочно!

Прибыл полковник Поливанов, отдышавшись на верхних ступенях мраморной лестницы. Четко доложил генерал-губернатору, что роты из вверенного ему расквартированного в городе Мокшанского полка им лично сосредоточены в караулах на территории завода.

– Верное и своевременное решение, Сергей Афанасьевич, – похвалил тот командира полка, – но я бы посоветовал еще вот что: остальных да мою роту с утра привести в полную боеготовность на площади, скажем, возле Свято-Троицкого собора. Ну, а теперь я хочу заслушать обстановку, после того как все вышеназванные перейдут в другое, подходящее помещение… Надеюсь, отыщется таковое, Зосима Петрович?

Перешли в биллиардную. Стол с зеленым сукном подвинули к стене, расставили стулья, кресла.

– Первым докладываете вы, Витовт Александрович, – Богданович, дружески глянул на управителя завода. – Затем будет дано слово жандармскому офицеру. Ну, что вы, Аркадий Аркадьевич, устроились в углу? – бросил он упрек ротмистру Болгову. – Поставьте стул ближе ко мне. Господин уездный начальник, вам бы я посоветовал быть, – генерал на мгновение задумался, – быть в гуще событий… Мало ли что, на подчиненных надейся, а сам не плошай… Так вот, выводы из обстановки сделаю я. С вами посоветуясь…

– Господин генерал-губернатор, господа, – начал докладывать Витовт Александрович, – по распоряжению горного департамента нами сегодня вводятся новые расчетные книжки, в коих фабулой и главным содержанием, ваше превосходительство, является лишь повышенное внимание укреплению дисциплины, порядка, а также повышению квалификации всех специалистов в целом. Данное важное, я бы подчеркнул, актуальное сегодня мероприятие имеет вполне юридическую форму, то есть законодательную, и оспаривать её никому не позволительно. Не желающих этого мы можем рассчитать немедленно, но раскачивать всякими забастовками никому не позволительно. Имею ввиду государственный строй.

– Закон – есть закон! – перебил его губернатор. – Но почему бузят эти… как их, рабочие? Насколько я понимаю, заводы казенные, военные. По какому праву бузотеры нарушают военные порядки? Сколь много лет заводы находятся в казне?

– С одна тысяча восемьсот одиннадцатого года, – ответил управитель.

– Как же так, за сто почти лет вы их сумели распустить разными поблажками, как шаловливых детей, не приучили к воинскому порядку! Ваше попустительство стало предметом озабоченности государя, правительства. Надобно было их пороть, воспитывать шпицрутенами, шомполами! Смею выразить вам, Витовт Александрович, свое неудовольствие вашей мягкотелостью! Вы же управляете не институтом благородных девиц…

С места поднялся Болгов, ротмистр отдельного корпуса жандармов, сверкнув серебряными аксельбантами.

– Прошу слова, ваше превосходительство.

– Слушаем вас, Аркадий Аркадьевич, – остывая от гнева, проговорил губернатор.

Оправив голубой, ладно скроенный мундир, откашлявшись в кулак, ротмистр заговорил:

– Господа, я не желаю вас утомлять цифрами и фактами, о коих вы наверняка осведомлены, но скажу прямо: бунтарские настроения среди так называемого пролетариата у нас в России не новы, и они настораживают. Наши титанические усилия в повороте смуты от экономической к смуте политической – хотя для государства обе безусловно вредны, – пока что должных результатов не принесли. Сами подумайте: ростовская стачка ноября прошлого года, где зафиксировано до тридцати тысяч смутьянов; всеобщая стачка на Юге России, то есть в Баку, Батуме, Одессе, Киеве, Екатеринославле охватила, вы только представьте себе! – в общей сложности двести тысяч человек. Теперь вот у нас, на Урале… – Болгов выдернул из кармана брюк цветастый платок, провел им по вспотевшему лбу и быстро убрал. – Полагаю, начинается серьезный рецидив, от неповиновения властям до расшатывания всего государственного строя. Возглавляющие толпу социал-демократические руководители серьезно и настойчиво внедряют свою еврейско-крамольную идеологию в промышленные районы страны.

Генерал-губернатор больше не слушал известных ему прописных истин. Доигрались, подумал он о жандармерии. Пошли на поводу у этого выскочки-фанатика начальника Московского охранного отделения Зубатова. До чего додумался, придумал социальный эксперимент – «полицейский социализм». И надо же, сам с пеленок народоволец, сумел увлечь своей утопией Великого князя Сергея Александровича. Мол, отвлечем чернь от политической борьбы. Но у социал-демократов верхушка с мозгами, не дураки. Они быстро раскусили жандармские игрушки, а вдохновитель «полицейского социализма» загремел с кресла в Белокаменной в заштатный Владимир. Теперь же не в силах сами справиться, призывают на помощь армию…

Разумеется, губернатор вслух своих мыслей высказать не мог. Он знал, в жандармерии быстро состряпают донос, они на эти дела мастаки, а их шеф вхож к государю…

Окончив доклад, ротмистр