В этой фразе сконцентрирован оптимизм Герцена, его вера в достаточность условий для реформирования страны. И связывал их, видимо, с либеральной командой «царя-реформатора».

Второе условие преобразования: не надо ломать фундамент, почву, нужно лишь отречься от петербургского периода. «У нас только не меняется почва, грунт, т. е. опять село, но крестьянский быт имеет скорее физиологический характер, догосударственное status quo, состояние, посылка, которой силлогизм будет в будущем, нежели продолжение московского царства; оно было и при нем, вот все, что мы можем сказать. Изменить его было бы очень трудно, да это и не нужно, совсем напротив, на нем-то и созиждется будущая Русь!»[494]

Призыв отречься от «петербургского периода», т. е. имперской бюрократической практики, кажется очень абстрактным, неконкретным. Но в то же время писатель убежден, что в России сложились исключительно благоприятные условия для реформ. «Имея власть в руках и опираясь, с одной стороны, на народ, а с другой – на всех мыслящих и образованных людей в России, нынешнее правительство могло бы сделать чудеса, без малейшей опасности для себя. Такого положения, как Александр II, не имеет ни один монарх в Европе, – но кому много дается, с того много и спросится!»[495] (курсив мой. – В.Б.).

Условием успешной деятельности императора по гражданскому раскрепощению является гласность. В статье «Под спудом» Герцен писал: «Для нас “так это ясно, как простая гамма”: или гласность – или все начинания не приведут ни к чему. И не иносказательная гласность повести, намеков, а обличительные акты с именами, с разбором дел и действий лиц и правительственных мест»[496].

Другим важным условием успешной деятельности нового царствования является разрешение крестьянского вопроса. Наблюдая политическую борьбу вокруг концепции реформы, писатель справедливо опасался того, что консерваторы похоронят благие замыслы царя. «Предоставить землю общине, давая каждому право покинуть ее за свой страх и риск, и оставить за общиной право приема новых членов – таков основной, единственный национальный принцип, на котором можно базировать освобождение крестьян в России. Этот принцип признается, хотя весьма путано, в рескрипте от 2 декабря… Рескрипт от 2 декабря 1857 года является самым важным событием русской истории с 26 декабря 1825 года»[497] (курсив мой. – В.Б.).

В статье «Через три года» Герцен констатировал успех царя: «Ты победил, галилеянин! И нам легко это сказать, потому что у нас в нашей борьбе не замешано ни самолюбие, ни личность. Мы боролись из дела, – кто его сделал, тому и честь»[498].

Оценки личности Александра II положительны. «Мы имеем дело уже не с случайным преемником Николая, – а с мощным деятелем, открывающим новую эру для России, он столько же наследник 14 декабря, как Николая. Он работает с нами – для великого будущего. Имя Александра II отныне принадлежит истории (курсив мой. – В.Б.), если б его царствование завтра окончилось, если б он пал под ударами каких-нибудь крамольных олигархов, бунтующих защитников барщины и розог, – все равно. Начало освобождения крестьян сделано им, грядущие поколения этого не забудут! Но из этого не следует, чтоб он мог безнаказанно остановиться. Нет, нет, пусть он довершит начатое – пусть полный венок закроет его корону»[499].

Но уже вскоре герценовская публицистика пронизывается пессимистическими нотками.

В статье «Царь Александр и газета “Колокол”» он писал: «Хотя Александр II и царь, но он человек нашего времени. Это человек, у которого есть программа, который начинает с предисловия: он очень похож на революционеров недавнего времени, которые удовлетворялись громкими словами, речами на банкетах и блаженно верили, что достаточно провозгласить идеал Всеобщей республики, чтобы в тот же миг установилось братство между всеми народами. Сын самого прозаического человека нашего времени – мечтатель, и он сам не знает, чего хочет. Его воспитывал поэт-романтик, у него есть порывы и стремления, но у него нет характера и он легко плачет, а это никуда не годится для человека, занимающего такое положение. Отсюда – великолепные проекты и жалкое, ущербное их осуществление, отсюда ошибки, постоянные уловки, отсутствие искренности и цельности (курсив мой. – В.Б.). Александр II, несмотря на самые лучшие намерения, не сделает ничего, мы хотим сказать – ничего положительного, потому что одно во всяком случае уже сделано: он расшатал всю государственную машину и поднял вопросы, которые волнуют все общество, от кабинетов аристократов до крестьянских хижин. Возьмем, например, два важнейших вопроса: освобождение крепостных и внешнюю политику. Мы увидим здесь лишь постоянное отставание и постоянные ошибки»[500] (курсив мой. – В.Б.).

Размышляя о крестьянском вопросе, Герцен верно характеризует сложившуюся ситуацию: «Дворянство, со своей стороны, не желает отдавать землю, обрабатываемую крестьянами, и пассивно сопротивляется. Правительство уступает, оно либерально там, где должно быть применено насилие, и потому быстро идет к полному провалу. Вопрос об освобождении крестьян становится для него второй Крымской кампанией. Если правительство не сумеет подавить противодействие дворянства, оно потеряет свой гражданский престиж, точно так же как в последней войне оно потеряло свой военный престиж»[501]. Тем не менее Герцен был оптимистически настроен в отношении перспектив реформ. «Русский крестьянин, наоборот, слишком беден, чтобы бояться социализма, ему не нужно освобождение, если ему не дадут земли. И, вы можете быть уверены, он получит землю. Мы побуждаем его быть стойким. До сих пор крестьяне были прикреплены к земле, теперь пришло время изменить отношения: пусть крестьяне закрепят землю за собой и не дадут возможности своим врагам на них нападать. Александр, Орлов, Главный комитет, Особые комитеты – все это исчезнет; но там, где земля не будет закреплена за крестьянами, она долго не попадет в их руки – руки тех, кто ее обрабатывает»[502].

В концепции Герцена в отношении крестьянского вопроса присутствует упрощенный взгляд максималиста. В условиях бюрократической империи разрешить крестьянский вопрос наиболее радикальным образом для нового царя было проблематичным, чтобы не навлечь на себя внутридворцовый переворот. Анализ исторической литературы показывает, что стратегия Александра II была оправданной. В период подготовки реформ царь-освободитель смог создать могущественную группу, команду реформаторов, корпус просвещенной бюрократии. Многие идеи либеральных бюрократов были близки Герцену. Кроме того, царь осознавал опасность «заболтать» преобразования, что позволило ему вычистить консерваторов и врагов реформы из власти. Во всяком случае, Герцен, находясь за границей, не всегда объективно мог разобраться в политических процессах, происходивших во власти.

Совершенно утопическими представляются внешнеполитические взгляды Герцена. Как известно, первой внешнеполитической задачей нового царствования стало преодоление