Луне, похоже, надоело общество шушукающихся осин. Она приподнялась на цыпочки и заглянула в сторожку поверх зашоренных газетами окон.

Свет небесного отражателя оказался таким ярким, что Иван прикрыл глаза рукой. Однако это не помогло. И вдобавок показалось, что кто-то посторонний забрался в сторожку и теперь внимательно рассматривает незваного гостя.

— Привидится же такое, — пробормотал Иван и убрал от глаз руку. Только лучше бы не делал этого. В дальнем углу стоял человек. Его лицо по самый подбородок находилось в тени капюшона вызолоченного луной плаща.

— Ты кто? — спросил Иван, вдавливаясь лопатками в стену.

Однако пришелец безмолвствовал, и в этом молчании было нечто запредельно жуткое. Казалось, сам дьявол явился в сторожку, чтобы вершить суд над беглым солдатом.

— Послушай, — взмолился Иван, — я, конечно, виноват в смерти ребят и взводного. Следовало бы взять вправо и укрыться за горевшим танком, а не спасать собственную шкуру. Но она ведь у меня одна и другой больше не будет… И потом, разве я мало натерпелся в наказание за свой грех?..

Иван говорил сбивчиво, как всякий, кому последнее слово дадено ради приличия, и что приговор — дело решенное. Поэтому слова его казались сгустками крови, которые вылетают из горла лежащего на смертном одре чахоточного.

Однако горячечная исповедь подействовала на посланца ночи. Суровые черты лица умягчились, исчезла таившаяся под капюшоном могильная пустота.

Беглый солдат хотел еще что-нибудь добавить к собственному оправданию, однако луна окончательно изгнала мрак из пахнущего рыбацкими снастями угла, и он умолк. То, что вчера принял за поставленную на попа небольшую лодку, а пять минут назад за посланца ночи, ни тем, ни другим не оказалось.

— Да это же каменная баба, — облегченно выдохнул Иван, для пущей убедительности ощупывая изваяние. — Только огромная, как наш взводный, царствие ему небесное…

Опасаясь пропустить восход солнца, решил скоротать остаток ночи на ворохе сетей, сваленных в промежутке между стеной и половецким идолом. Однако задремал и поэтому с большим опозданием среагировал на шум подъехавшего автомобиля. К счастью, не запаниковал. Хватило ума сообразить, что после дневного света едва ли заметят в темном углу спрятавшегося под ворохом сетей человека.

— Странно, — удивился один из вошедших, — я позавчера вроде запер дверь, а она открыта… Склероз чертов. А какой-то хмырь воспользовался этим. Постель смята, полотенце скомкано… Вот же гад, в качестве благодарности за ночлег напялил мой спортивный, а свое барахло оставил.

— Прочее имущество цело? — полюбопытствовал второй, хриплоголосый, судя по тяжелым шагам, обутый в берцы.

— У меня из ценностей, командир, сети да каменная баба.

— На кой хрен эту дуру в избушку затащил?

— Чтобы не изнасиловали.

— Ну-ка разверни куртку левым рукавом к окошку… Да, товарищ егерь, непростой гость у тебя ночевал. Нацик из карательного батальона.

— Как определил?

— На шевроне «Волчий крюк». Их метка. Жаль, что гость слинял до нашего приезда. Уж я бы на нем отыгрался.

— Соли на причинное место насыпали?

— Похуже. Сеструху-малолетку так отхороводили, что в реанимацию попала. Пробовал у нее выяснить приметы тех гадов, сразу плакать начинает. Только однажды попросила: «Братик, если тебе попадется тот, у которого на кулаке татушка в виде черепа, сразу не убивай. Привези сюда, плюнуть в его харю хочу».

«Ему уже так плюнули, что теперь ворон его рукой закусывает», — чуть не вырвалось у Ивана.

Однако промолчал. Слишком неуемная ярость плескалась в хриплом голосе. Такой разбираться не станет. Забьет солдатскими берцами без суда и следствия.

— Извини, что душу разбередил.

— Моя душа не извинения жаждет, а крови мрази, украсившей себя «Волчьим крюком!»

— А что за крюк такой?..

— Ты — егерь, лучше меня обязан знать, что волк глотает куски мяса целиком. Чем и воспользовались немцы, которые задолго до Гитлера жили. Волчий крюк — это снасть. Один конец крепится к дереву цепью, на другой в форме крюка насаживается мясо. Волк проглотит, но приманке обратной дороги нет. Хоть живым с него шкуру снимай, что некоторые упыри и делали… Надеюсь, интересуешься не для того, чтобы позаимствовать опыт?

— Избави Боже. Я что, садист какой.

— Ладно, вечером расскажу, как «Волчий крюк» стал эмблемой гитлеровской дивизии «Райх» и как он перекочевал на шевроны украинских карателей. А теперь к делу… Отложим рыбалку и намеченный моими разведчиками пикничок на природе и займемся отловом мрази, которая в твоей одежонке разгуливает. Как думаешь, куда он может податься?

— Куда и другие, на запад. Только, командир, у охотников дробовики, а нацик наверняка с автоматом и гранатами.

— Патроны с картечью на волка — самое то. Но на усиление, так и быть, подброшу пулеметчика. Давай, показывай на карте место, которое следует прочесать в первую очередь…

— Думаю, он будет держаться вот этого массива. Надо одну группу пустить отсюда, а вторую на машинах забросить в лесничество. Да, командир, для подстраховки на холмах слева тоже поставь засаду, лучше — снайперов. Справа скальная гряда, ее без альпинистского снаряжения не взять… Только прикажи своим разведчикам, чтобы лишних дырок в моей спортивке не наделали. Перед самой войной купил.

— Заметано. Поехали на базу. Я подниму своих разведчиков, а ты тем временем поднимай охотяр. Чем больше, тем лучше… Да оставь в покое замок, обернемся в таком темпе, что твою драгоценную бабу не успеют снасильничать.

Иван не имел никакого понятия, о каком массиве шла речь. Зато уяснил другое — если не желаешь схлопотать пулю снайпера, стороной обходи холмы.

Бегом обогнул икону озера, затем, утопая по колено в вязком разнотравье, пересек открытую поляну и наконец оказался на кромке леса. Конечно, сподручнее было бы двигаться вдоль опушки, где виднелась наезженная колея, однако слова егеря о засаде на холмах вынудили свернуть в лес.

Иван даже не предполагал, что долины горного кряжа способны рожать неохватные дубы. В облике патриархов имелось нечто сродственное с вставшими на пути чужинцев витязями.

Здесь, в пойме, уже вовсю хозяйничала осень. Грибы изнемогали под гнетом опавших листьев, плоды боярышника окрасились в рубиновые тона, а развешенные в подлеске паутинки обрели сходство с отслужившими положенный срок рыбацкими неводами.

Иногда глубинную тишину дубравы нарушали увесистые шлепки. Это бродяга-ветер спихивал с насиженных мест созревшие желуди, и те подкалиберными снарядами вонзались в броню лесной подстилки.

Однако беглого солдата заставила насторожиться не желудевая капель. Позади, в сотне метров за спиной, сухо выстрелила сломанная ветка.

Но это был не зверь. Даже десятипудовый кабан способен проскользнуть через ломкий терновник бесплотной тенью. Следовательно, там, за спиной, люди. А пришли они именно за ним. И теперь оставалось только одно — бежать, не дожидаясь,