Она твердо и безоговорочно полагала, что любовь к языкам детям следует прививать с младенчества. Родион Константинович однажды признался автору сих строк, что, когда вплотную занялся изучением английского, земную жизнь пройдя за половину, вдруг с удивлением обнаружил: некоторые слова ему запоминались с трудом, а другие схватывал влет. Видать, именно те, что произносились бабушкой для него трех- или четырехлетнего.
Как бы там ни было, но всю довоенную пору из мальчика Родика окружающие его многочисленные родственники и прежде всего собственные родители старательно лепили классического «маменькиного сынка». Даже проживая в сокольнической коммунальной квартире, мама ухитрялась каждый вечер мыть сынишку исключительно в кипяченой воде. Он выходил на люди обязательно в коротких стильных штанишках, в матроске, а шею ему, как правило, повязывали пышным шелковым бантом. Ни дать ни взять – сказочный Пьеро. Стоит ли говорить о том, что маленький Родик выглядел в московском дворе белой вороной. Мальчика окружали бедно одетые сорванцы, и ему хотелось быть на них похожим. Это постоянное стремление быть как все в первые годы войны привело к тому, что рафинированный Родя сбежал с другом на фронт. Впрочем, это я забежал наперед.
В предвоенные годы серьезная музыка давала малые возможности для пополнения семейного бюджета, и мама Конкордия ее забросила, поступив на учебу в Промышленно-экономический техникум имени Плеханова. Но по семейным праздникам и в редкие минуты отдыха всегда исполняла свой коронный репертуар: одну-две прелюдии Скрябина и «Порыв» Шумана. Дядя Игорь, ее брат инженер-энергетик, тоже делил свой досуг между музыкой и шахматами. Он очень прилично играл на фортепиано пьесы Альбениса.
Обычно по воскресеньям отец и два его брата, Евгений и Александр, собирались вместе, чтобы помузицировать. Просто так, в свое удовольствие. Исполняли Брамса, Моцарта, Гайдна, Бетховена, Дворжака, Чайковского, Рахманинова. И то были самые первые музыкальные впечатления детства маленького Родика. А летом его увозили в благословенный Алексин. Алексинские предвоенные годы Щедрин вспоминал часто. Упоительные вечера и туманные утра, перекличку пастухов и протяжные песни – все это мальчика завораживало и необыкновенно волновало. И к тому, что его стали приучать к серьезной музыке, он и относился к ней не по годам серьезно. Хотя именно первые свои занятия с преподавательницей Марией Лазаревной Гехтман вспоминал без особого восторга. Кроме строгости, она ничем ему не запомнилась. А вот отец обладал гораздо большими педагогическими способностями. Он часто предлагал примерно следующее: «Родя, хочешь пойти со мной на рыбалку?» – «Да, папа!» – «Тогда не поленись и быстренько выучи наизусть Инвенцию Баха». И будущий композитор «проглатывал» ту Инвенцию за милую душу. К маю 1941 года он был во всеоружии, чтобы сдать вступительный экзамен в Центральную музыкальную школу при Московской консерватории. Настроение мальцу прибавляло еще то обстоятельство, что сразу после экзаменов отец обещал отвезти его к бабушке в Алексин. Но грянувшая война изувечила мирную жизнь до самого донца. Уже через несколько дней после ее начала Родион увидел первый воздушный налет немцев на Москву, шарящие по ночному небу лучи прожекторов и услышал ухающую пальбу зениток. Отец в то время преподавал теорию музыки в национальной студии Московской консерватории. Всем педагогам консерватории попервоначалу выдали «бронь». Но стремительное приближение немцев к столице заставило власти создавать народные ополчения. И отец записался в числе первых добровольцев.
Воздушные тревоги и бомбежки участились. Мать педантично водила Родю в бомбоубежище и очень паниковала. По Москве ползли самые отвратительные слухи: немцы вот-вот захватят столицу. Семьи «ответственных работников» начали срочно эвакуировать. Дядя Игорь, любивший пьесы Альбениса, к тому времени занимал должность главного инженера Главного энергетического управления Наркомата путей сообщения СССР. К своей семье он, генерал-майор, легко присовокупил сестру с ее сыном и мать Зинаиду Ивановну. Через неделю все они прибыли в Куйбышев.
Зима 1941 года выдалась лютой, малоснежной с постоянными ледяными ветрами. Она запомнилась Родиону Константиновичу тем, что он ежедневно бродил по бесконечному замерзшему, чуть припорошенному снежной поземкой полю и искал оставшиеся несобранными картофелины. Поля располагались на приречных холмистых поймах. Люди их уже тщательно обыскали. «Если я, – вспоминал он, – находил две-три синюшных картофелины, ликовал так, словно добыл золотые слитки. Это был наш с мамой дневной рацион. Сидеть без конца на иждивении семьи дяди нам было неловко!»
В начале 1942 года в Куйбышев приехал отец, вследствие контузии уволенный из ополчения. Жизнь существенно наладилась. Константин Михайлович устроился в оркестр Драматического куйбышевского театра. В Куйбышеве находился и Дмитрий Дмитриевич Шостакович. Когда он стал председателем Союза композиторов, взял отца на должность ответственного секретаря, а по существу – своим помощником. Так что великий русский композитор знавал своего будущего коллегу и преемника с десятилетнего возраста.
Весной 1943 года семья Щедриных вернулись в свою столичную коммунальную комнату на Мытной улице. Мать с помощью Шостаковича устроилась в планово-экономический отдел Большого театра. Пригодилось ее экономическое образование.
Бабушка жила отдельно. Отец с матерью возвращались домой лишь к вечеру. Так что весь день подросток проводил на улице среди таких же сорванцов, имевших клички Чиж, Вобла, Кривой, Штаны. Веснушчатого Родика во дворе звали Рыжий. Эта хулиганистая, сквернословящая гопкомпания часами просиживала на парапете тротуара Мытной улицы, поджидая идущие мимо открытые грузовые машины с капустой, арбузами, свеклой. Соревнуясь друг с другом, они на ходу вонзали длинные железные крюки в овощ, скидывали его, а потом жадно поедали добычу грязными руками прямо на асфальте, задираясь с прохожими и матерясь. Но это еще полбеды. Подчиняясь дурацкой хулиганской браваде, мальчишки укладывали друг друга, когда стемнеет, ничком между рельсами железнодорожного полотна. Требовалось вжаться в ледяные шпалы, замереть и не дыша пропускать над собою состав. Так они «закаляли волю». Родион Константинович однажды признался: «Военные годы, проведенные мной в Москве, я вспоминаю с чувством жуткого стыда за те мои мальчишеские «художества». Но, наверное, любое детство жестоко».
Примерным поведением в Центральной музыкальной школе Родион тоже не отличался. При постоянных нарушениях дисциплины от неминуемого исключения его спасало лишь то обстоятельство, что отец дружил с директором, хормейстером В. Г. Соколовым. Дошло до того, что Родион подбил своего соученика Мишу Готлиба к бегству на фронт. Не прорвавшись через дежурную охрану вокзала, мальчишки заночевали в подъезде привокзального дома, чтобы утром повторить попытку. Однако ночь на каменном полу охладила патриотические поползновения героев. Они вернулись домой, получив в школе «последнее предупреждение». Мишка на том и успокоился, а Родион спустя время повторил попытку бегства на фронт. Сотоварищем выбрал Юру Савича. Они пробрались через кордон Ленинградского вокзала. Охраняли его не столь тщательно. Город на Неве только что освободили от фашистской блокады.
