как найти Тэмеля или Ильяса. Зато с интересом разглядывали, как выглядела их улица девятнадцать лет назад.
Русские Витязи
Военно-космическая логистика
Исторический период девяностых был сложным для всех слоёв советского и российского общества, но особо драматично он прошёлся по армии. А бывает так в судьбе некоторых граждан, что пересекаются, накладываются волны идеального шторма: личные, возрастные, профессиональные, социальные и общественно-политические – в кучу. Вот такой идеальный шторм произошёл в судьбе Советской армии, её Военно-воздушных сил и трёх достойных офицеров, с которыми мне довелось быть знакомым и даже поработать.
Начало этому эпосу положил достойный советский офицер Алексей Шардин. С Лёшей мы оканчивали одну среднюю школу. Он был старше меня на семь лет. В его и моём выпуске классный руководитель был один, и выпускники Лёхиного и моего классов были знакомы, а иногда даже дружны. После окончания школы Лёша, как и большинство выпускников нашей школы номер четырнадцать имени Юрия Алексеевича Гагарина, пошёл в военное училище. Здоровье ему позволяло выбрать истребительную авиацию, в которую, как известно, «берут по здоровью, а спрашивают как с умных». Алексей окончил Черниговское высшее военное авиационное училище лётчиков. Летал он на Миг-29.
Карьера «лётчика-свистка» – так их тогда называли, – то есть лётчика истребительной авиации, классически подтверждает строчку «Кавалергарда век недолог, и потому так сладок он». В двадцать один год выпускается молодой лейтенант из училища. В части он продолжает лётную подготовку и получает третий класс. Годам к двадцати шести – двадцати семи он набирается опыта и становится первым классом, ну или хотя бы вторым. Вот это – цвет истребительной авиации. Подготовленные, опытные, и они – надежда и опора Родины и защита её.
Ну а потом… человеку двадцать семь, потом становится тридцать, и медицинская комиссия начинает приглядываться к нему более придирчиво, и года в тридцать два, максимум в тридцать четыре, какой-нибудь доктор из состава врачебно-лётной комиссии говорит ему: «Всё, батенька! Баста! Отлетался!» Ну потому, что перегрузки в истребительной авиации сумасшедшие, и тридцать четыре года – это предельный возраст, до которого можно находиться в лётном составе.
Алексея списали из истребителей, его мечта о небе, с одной стороны, реализовалась, с другой – стала светлым воспоминанием… а тут ещё середина девяностых, и майор Шардин найти себе в армии «земную» должность сильно затруднился – а скорее, не сильно захотел. Потому что в это время армию не просто сокращают – её курочат и гробят. Ничего мирного Лёха делать не умел, как ему казалось. Прекрасное советское военное образование, являясь комплексным, дающим курсантам «целостную картину мира», попутно ещё и поддерживало вредный миф: мол, товарищи курсанты, вы же заточены только на войну, вы профессионально подготовленные серийные убийцы и никем другим в этой жизни вы стать не сможете, поэтому любите армию, мать вашу, и служите в ней до гробовой доски, потому что вне армии вас никто не ждёт, вы никому не нужны и ничего не умеете. Вот такой урок «выученной беспомощности», нечестный, но эффективный, получали все кадровые военные.
Вот с такой деструктивной предустановкой Алексей и был вынужден уволиться на гражданку. Как-то он позвонил, мы встретились, поговорили, в результате Алексей Шардин несколько лет успешно работал в «Механике». Работал он, как ни странно, в сфере управленческого учёта. Если человек может рассчитать траекторию полёта неуправляемого боеприпаса, сложить в уме горизонтальную скорость со скоростью свободного падения, помнит, чему примерно равен косинус сорока пяти в мирное и военное время и почему синус равен примерно тому же, – значит, арифметические действия с дебетом и кредитом ему точно по силам.
Алексей по-прежнему любил небо и авиацию, продолжал жить в Кубинке, делился своими впечатлениями о современной армии, байками, рассказами, поддерживал связь с парнями, продолжающими летать, и работал у нас. И как-то раз он завёл разговор: «Слушай, тут есть два достойных офицера, а зарплата у них офицерская, но не сильно достойная. И у них к тебе просьба…» То есть буквально так! «Это заслуженные почётные парни. Они совершают регулярные учебно-тренировочные полёты в город Курск, и там людям тоже нужны запчасти. А купить их в Курске негде. Вот давай мы пойдём им навстречу: поможем наладить снабжение Курска автомобильными запчастями для иномарок со сверхзвуковой скоростью? У них же все равно тренировочный полёт. Доставка силами и средствами истребительной авиации Военно-воздушных сил будет с подмосковного аэродрома до Курска. И ребятам к их денежному довольствию старшего офицера какая-то дополнительная копейка…»
Я удивился. Старшие офицеры – это от майора и выше! Лётный состав! Ещё семь – десять лет назад, годах этак в 1985–1988-м, материальное положение таких военнослужащих было более чем благополучным. Все девчонки мечтали выйти замуж за лётчика! Как поменялась окружающая реальность!
Ранняя капиталистическая деловая этика сейчас кажется странной: балом правил не клиент, а поставщик – так закрепилось ментально, вошло в традицию со времён советского дефицита – наверное, поэтому предложение звучало скорее как просьба: «Не согласился бы ты стать нашим поставщиком?» Ну и под конец разговора Алексей сказал: «Ты знаешь, и мужики заслуженные – ты их видел наверняка, это “Русские Витязи”».
«Ничего себе! Правда? Да быть не может!» Говорит: «Серьёзно. Ты думаешь, я шучу?! Поехали, полетаем с ними!» Говорю: «Ты что? Я – полетаем? Ты смеёшься!» Говорит: «Да нет, не на истребителе. На какой-нибудь чахотке типа Як-18 даже ты сможешь полетать!» Я не очень был в себе уверен, но тем не менее через пару дней мы с Колей Ряжских рванули в Мячково – полетать вместе с пилотами «Русских Витязей».
Дело было ранней осенью. Поднялись на Як-18Т, сделали несколько кругов над аэродромом виражи я попросил делать очень осторожно, поскольку мой вестибулярный аппарат ну никак не совместим с авиацией, а уж тем более с истребительной, – и на каком-то из кругов пилот сказал: «Ну чего, ты ж видишь: две педали, штурвал, я контролирую, если что – пройди по коробочке, то есть прямо, левый поворот, прямо, левый поворот, прямо, левый поворот, прямо!»
Блин… он реально убрал руки-ноги с педалей и штурвала. Выбора не было: пришлось рулить, нажимать на педальки и штурвал поворачивать. Честно говоря, было страшно…
Потом мы спустились на землю, слава Богу. Я волновался. Потому что таратайка какая-то ненадёжная, мне казалось. Автомобиль посерьёзней выглядит, а тут всё такое чахлое… и опять же в воздухе, а не на земле… После полётов отъехали в лесок, расстелили газетку на капоте… Выпили. Товарищи офицеры