из его доводов спорны, да и книги Мэхэна Питт прочесть не мог, но в «морскую силу» верил безоговорочно.
Питт сделал ставку на флот и, по большому счету, не прогадал. В «Большой войне» Англии придется сражаться не только с помощью военно-морских сил, но флот все равно будет самым важным и надежным оружием. В этом Питт не ошибся. Что же касается всего остального… При желании можно порассуждать и об ошибках.
…Иностранцы, приезжавшие в Англию в XVIII веке, сразу обращали внимание на то, что страна выглядит очень мирно. Древние укрепления в городах пришли в упадок, в новых городах их и вовсе нет. В отличие от других европейских столиц, солдат на улицах крайне мало. Нет ни огромных казарм, ни плацов для парадов.
Можно ли, например, считать, что отсутствие фортификационных сооружений – серьезный просчет? Во-первых, кое-что англичане все же сделали. Благодаря усилиям герцога Ричмондского, занимавшего пост Master – General of the Ordnance (по сути – Генеральный интендант), в 1784 году был утвержден план улучшения фортификационных сооружений. Укрепили оборону Плимута, других важных корабельных верфей, но – не более того.
Причина отчасти в самом герцоге (тоже, кстати, близком друге другого герцога, Веллингтона), к которому с сильным предубеждением относились в палате общин. Когда Генеральный интендант в 1786 году представил в парламент доклад о создании укреплений на случай возможного нападения французов, парламент отверг его, а Шеридан заявил: «Зачем нам эта крепость из софистики?»
Когда возникнет реальная угроза вторжения, англичане в спешном порядке будут сооружать систему оборонительных укреплений. Она будет слабой и вряд ли смогла бы защитить от «наполеоновских полчищ», флот выручит. Но кто мог в 1786 году всерьез относиться к «угрозе вторжения»? Разве что жители того же Плимута, которые едва не бежали из города в 1779 году, когда французские и испанские корабли просто приблизились к побережью. Плимут как раз и успели укрепить…
Что касается казарм, то они нужны для солдат, а с солдатами, точнее – с армией, дела обстояли совсем не так хорошо, как с флотом. Отношение… Моряками гордились, а армию, как выразился историк К. Барнетт, «…и не любили, и презирали». Это не преувеличение. После поражения Англии в войне в Северной Америке отношение было именно таким. Если и с набором на флот имелись некоторые трудности, то с армией просто беда. Понадобится много побед Веллингтона для того, чтобы армию снова включили в «систему традиций».
Питт до Саламанки и Ватерлоо не доживет. Армию он воспринимал пусть и не так, как большинство его соотечественников, но скептически. Цели и задачи флота понятны, а армия… Что она будет делать? Где? Зачем? При Питте Англия успеет повоевать в Европе, в Нидерландах в девяностые годы, и славой себя солдаты не покрыли. В общем, армию обустраивали по «остаточному принципу». Пространно развивать эту мысль необходимости нет. Нельзя сказать, что не делалось ничего, но делалось очень мало.
Ошибка? Эта армия под руководством Веллингтона будет бить французов на Пиренеях и победит при Ватерлоо. Она была способна к переменам, но можно ли говорить о какой-то заслуге Питта? Скорее, очень относительной. Некоторые британские историки отмечают тот факт, что в последние месяцы жизни Питт часто встречался с братьями Уэлсли, Ричардом и Артуром. Он подолгу разговаривал с будущим герцогом Веллингтоном. О чем? Будем считать, об армии.
…Одна огромная ошибка была. В июне 1793 года, сразу после прихода к власти якобинцев во Франции, Питт скажет: «…Лучшей гарантией безопасности, которую мы могли бы получить, станет эта дикая неуправляемая система». Как сильно он заблуждался! Впрочем, не он один. Нельзя недооценивать революционеров. Во многом благодаря якобинцам Европа получит такого врага, с которым придется воевать много лет, терпеть унизительные поражения и мобилизовать все силы.
Глава третья. Система приоритетов
«– Питт? – переспросил, снова усмехнувшись, Воронцов. – В частной жизни это честнейший, благороднейший человек, безукоризненный джентльмен, образцовый сын, брат, дядя, друг. В политике, особенно во внешней, это совершеннейший мошенник и бандит, готовый для Англии на что угодно… Питт – англичанин, и необыкновенно типичный англичанин: в этом его страшная сила. Он, как никто другой, угадывает чувства, настроения, мысли рядового великобританского гражданина. Какова бы ни была в данное время его политика – а она меняется часто, – как бы сильна ни была критика оппозиции – Фокс умнее и образованнее Питта, – вы можете быть уверены: Англия пойдет за Питтом. Он вдобавок большой знаток парламентского дела и поистине замечательный оратор: бюджетные речи произносит без клочка бумаги в руках. Я, впрочем, не считаю его большим государственным человеком. В иностранной политике он наделал много ошибок… Заметьте, этот властолюбец ничего не желает лично для себя: он раздает огромные синекуры друзьям, а сам беден, как церковная крыса. Ему часто предлагали награды, титулы, орден Подвязки, – он отказывался от всего. К женщинам тоже совершенно равнодушен, – говорят, будто он девственник. Питту ничего не нужно, кроме власти, – да еще нескольких бутылок портвейна в день: он пьет старый портвейн, как московские купцы пьют чай. Мы с ним большие друзья. В частной жизни я, ни минуты не колеблясь, доверил бы ему свое состояние, свою честь, все, что имею. Но когда я, как русский посланник, говорю о делах с ним, как с британским премьером, я держу себя так, как если бы передо мной находился бежавший из каторжной тюрьмы грабитель-рецидивист. Он это знает и потому относится ко мне с уважением – и как к человеку, и как к посланнику…»
Эти слова писатель Марк Алданов вложил в уста русского посла в Англии Семена Романовича Воронцова. Что-то правда, где-то – метко, и не без преувеличений, конечно. Как и положено в художественном произведении, а роман «Девятое термидора» им и является. Реальный Воронцов, вообще-то, оценивал Питта очень высоко, они были в хороших отношениях, но время и посты такие, что интересы стран и чувства людей далеко не всегда совпадают.
Воронцов – один из наиболее известных русских англоманов, он предпочел жить в Лондоне даже после отставки. Однако он последовательно отстаивал интересы России. Питт, как совершенно правильно говорит Воронцов – литературный герой, «готов для Англии на что угодно». И Питт, в отличие от многих великих дипломатов того времени, например Талейрана, никогда не включал во внешнеполитические комбинации свои личные интересы. Он мог и ошибаться, но его ошибки происходили от искреннего желания сделать лучше для Англии. Все это нужно просто иметь в виду, когда мы говорим о внешней политике Питта. Он настоящий патриот в подлинном