Таковы были действительные отношения между политическими партиями и теми членами их, которые вошли в состав правительства. Это не значило, конечно, что правительство принципиально оставалось глухим ко всему, что делалось в политических партиях и организациях, — это было бы политикой странной и недальновидной, ибо нельзя отгородиться от тех настроений, которые в стране существуют и выражены организованным общественным мнением. Это не значило также и того, что вошедшим в правительство членам различных политических партий было запрещено сноситься с их партийными единомышленниками и организациями. Правительство всегда охотно выслушивало все мнения, соображения и предложения, которые считали нужным довести до его сведения различные организации. Отдельные члены правительства принимали делегации от кооперативных организаций, от торгово-промышленных организаций, от Союза возрождения, от различных политических партий — как социалистических, так и несоциалистических. Вологодский постоянно докладывал нам о настроениях сибирского правительства, которое выражало вполне определенное политическое течение, с другой стороны, Авксентьев и Зензинов сообщали о настроениях среди партии социалистов-революционеров, а Виноградов — о партии конституционалистов-демократов. И при этом нередко В. А. Виноградов рассказывал нам о заседаниях омской группы партии к.-д., на которых он сам присутствовал. Это, конечно, не откажется подтвердить член Центр. Комитета партии к.-д. В. Н. Пепеляев, который тогда в этих заседаниях участвовал. И я до сих пор продолжаю думать, что мы тогда поступали правильно, ибо не может правительство жить в безвоздушном пространстве, оно, наоборот, обязано прислушиваться к мнению всех политических партий и с ними считаться.

В своем официальном сообщении от 30 января правительство Колчака, между прочим, ставит мне в вину, что мною будто бы «был представлен Комитету (центральному) доклад о деятельности всероссийского правительства». Правда же заключается в том, что мною было написано частное письмо к некоторым членам центрального комитета, копия которого была захвачена у меня на дому во время разгрома моей квартиры офицерами Колчака. В этом письме я описывал ту тяжелую политическую обстановку, в которой приходилось работать правительству в Омске, и резко нападал на те противогосударственные течения справа и слева, которые старались на нас воздействовать. И единственно, чего я сейчас в связи, с сообщением об этом «докладе» хотел, это — чтобы то письмо мое было немедленно опубликовано полностью. Тогда все убедились бы сами в степени «партийности» членов правительства…

Немало слов было в свое время сказано-, и, кажется, это продолжают говорить до сих пор, о противогосударственности некоторых членов всероссийского правительства в деле организации армии. Был даже официально брошен упрек, что некоторые члены правительства старались создать «партийную армию», едва ли не с выборными комитетами и пр. В действительности же суровая дисциплина (без всяких выборных комитетов и даже с применением смертной казни) существовала во всех войсках, на которые опиралось правительство. Больше того, надо сказать, что еще до образования всероссийского правительства на уфимском Государственном Совещании эта суровая дисциплина существовала решительно во всех армиях местных правительств, которые вели борьбу с большевиками. Она существовала в одинаковой степени в народной армий Комитета членов Учредительного Собрания (Самара), в Сибирской армии сибирского правительства, среди всех казачьих войск и среди Башкирского войска, словом, среди всех тех армий, которые после образования временного всероссийского правительства составили единую армию этого правительства.

После образования в Уфе временного всероссийского правительства вся постановка военного дела была поручена члену этого правительства генералу Болдыреву, бывшему командующему пятой армией, человеку, далекому от каких бы то ни было партий. Правительству принадлежало общее руководство политикой, что же касается армии, то ни правительство в его целом, ни отдельные члены его не вмешивались в работу генерала Болдырева, назначенного на другой же день после образования правительства верховным главнокомандующим. У генерала Болдырева были свои взгляды на постановку военного дела: так, например, он отрицал целесообразность в армии политической культурно-просветительной работы, полагая, что всякая политическая работа среди армии действует на нее разлагающе. И когда от группы лиц было сделано правительству предложение об организации при армии культурно-просветительного отдела, генерал Болдырев ответил на это предложение решительным отказом; этот отказ был затем подкреплен и правительством. Уже одно это достаточно говорит, насколько были лишены всякого основания обвинения, что кто-либо из членов правительства старался создать «партийную армию». Когда в январе текущего года мы беседовали об этом в Японии с генералом Болдыревым, которого правительство Колчака заставило, как и нас, покинуть пределы Сибири, он с большим негодованием отзывался на эти упреки.

И это было вполне понятно: по нашей внутренней конституции именно он отвечал за армию, и, когда обвиняли кого-нибудь из членов правительства в попытках создать «партийную армию», — это значило, что обвиняли именно его.

Теперь я перейду к главнейшему пункту, вокруг которого вращаются все обвинения в «партийности» некоторых членов всероссийского правительства, к так называемой «прокламации» центрального комитета партии с.-р. от 22 октября, которая оказалась таким удобным предлогом для оправдания произведенного в Омске переворота.

В последних числах октября заведывавший Всероссийским телеграфным агентством А. А. Минин принес мне полученную им от своих корреспондентов телеграмму из Уфы. В этой телеграмме подробно передавалось «Обращение центр. комитета партии с.-р. к партийным организациям». В «Обращении» этом, прежде всего, давалась характеристика общего политического положения и отмечались проявления реакции в Сибири — преследование рабочих организаций, развитие в Сибири атаманщины и т. д. Далее указывалось на то, что политика временного всероссийского правительства страдает нерешительностью в борьбе с этими реакционными веяниями, но при этом центр. ком. подчеркивал, что он остается верен заключенному в Уфе соглашению и призывает всех членов партии к всемерной поддержке избранного в Уфе правительства. Вместе с тем, ввиду несомненного нарастания реакции, он призывает всех членов партии к вооружению, чтобы быть готовыми дать реакции действительный отпор. Ознакомившись с содержанием этого обращения, я тут же отдал распоряжение А. А. Минину ни в коем случае, этого документа не опубликовывать, ибо мне казалось по меньшей мере бестактным призывать к поддержке правительства, подвергая его действия критике, а призыв, к вооружению, от какой бы партии он ни исходил, я считал недопустимым. Затем я сообщил о сделанном мною распоряжении Н. Д. Авксентьеву, который его вполне одобрил.

В первых числах ноября в Омске начали говорить о том, что ЦК партии соц.-рев. выпустил какое-то воззвание, в котором едва ли не призывает всех к восстанию. Оказалось, что «Обращение ЦК» получило-таки распространение и разошлось шире партийных кругов, но вместе с тем выяснилось чрезвычайно любопытное обстоятельство: распространяли это воззвание исключительно правые круги. Удалось, например, установить, что какой-то доброволец из правых кругов размножил это «Обращение» во многих экземплярах и распространил по городу. Наконец, по поводу этого же документа в местной омской правой