1) будучи высланы за границу, мы обязуемся не возвращаться в Россию, пока не будет образовано всероссийское правительство и пока Россия не будет очищена от большевизма;

2) что мы обязуемся не заниматься никакой политической деятельностью и

3) что мы обязуемся не вести за границей никакой агитации против правительства Колчака.

Ген. Хорошхин заявил, что, пока мы не подпишем этих обязательств, мы будем находиться в тюрьме.

Мы наотрез отказались подписать подобные обязательства, заявив Хорошхину и Ключникову, что они могут делать с нами, что хотят, но что так как временное правительство уже пало с того момента, как Вологодский нам изменил, а другие члены его подали в отставку, то мы предпочитаем выехать за границу. Хорошхин и Ключников отправились с нашим ответом к Вологодскому и Колчак. Вскоре они вернулись, заявив, что все это было недоразумением и что от нас не требуется подобных обязательств, но что через два часа мы будем высланы за границу. Ключников даже цинично передал нам сердечный привет от Вологодского.

Нас посадили в автомобиль, окружили отрядом конных, отвезли на железнодорожный вокзал и поместили в поезд. Нашу охрану составляли: пятнадцать офицеров отряда Красильникова, около 30 солдат, отряд пулеметной команды и 12 английских солдат с офицером. Последние были присоединены к отряду, так как мы настаивали на международных гарантиях нашей безопасности. Когда поезд тронулся, офицер — начальник конвоя — показал нам инструкцию Колчака, в которой говорилось, что мы должны содержаться под строжайшим арестом и не иметь никаких сношений с внешним миром. В случае попытки к побегу или при попытке освободить нас извне мы должны быть расстреляны на месте.

Через шесть дней мы достигли китайской границы и были выпущены на свободу.

Правительство выпустило нам вслед целый ряд ложных извещений. Во-первых, оно объявило, что не знало, кто арестовал нас; затем оно объявило, что мы просили разрешения покинуть Россию, что также было ложно. Правительство также заявило, что мы по собственному почину дали обязательство не вести агитации против Колчака, что было третьей ложью. Если бы у них был такой документ, они бы его уже опубликовали. Они злостно нас оклеветали. Наконец они заявили, что охрана была приставлена к нам, чтобы оградить нас от народного гнева — новая ложь, так как гнев народа был направлен против узурпаторов.

Газетам не было разрешено опубликовать подробности о происшедшем, введена была строжайшая цензура, некоторые редактора были арестованы. Мы формально протестовали против всего этого.

Что касается суда, то это был не суд, а трагикомедия. Мы были высланы в ночь на 21 ноября. Перед отъездом мы вызвали к себе министра юстиции, который сообщил нам, что Красильников, Волков и Катанаев будут преданы суду. Тогда мы заявили, что желаем присутствовать на суде и выступить на нем в качестве свидетелей. Но это право у нас было отнято. Мы были высланы, а суд состоялся в тот же день и здесь же в один час закончился. Мы ждали оправдания офицеров, так как правительство Колчака не могло осудить тех, кто установил диктатуру этого правительства. Но мы никоим образом не предполагали, что даже эти люди могут пасть до такой низкой клеветы и клятвопреступления. Суд установил, что эти офицеры арестовали нас, руководствуясь высоким чувством патриотизма, он установил также следующие наши преступления:

мы действовали исключительно согласно инструкциям центрального комитета партии социалистов-революционеров,

мы пытались дезорганизовать и разложить молодую русскую армию,

мы составили заговор для свержения Болдырева, Виноградова и Вологодского,

я лично получил от большевиков 200 миллионов рублей для большевистской пропаганды в армии,

товарищ министра внутренних дел Роговский организовывал убийство Болдырева и Вологодского, мы организовывали партийную армию.

Мы заявляем, что все эти сообщения — ложь с начала до конца. Мы были лишены всякой возможности защищать себя в России, но уверены, что ни один честный человек в России не поверит ни единому слову этой клеветы.

Мы официально заявляем незаконному правительству Колчака, что мы готовы предстать пред любым международным или русским судом, если нам будут обеспечены следующие условии: публичное и беспристрастное следствие. И на суде мы докажем клевету и измену Колчака.

Мы заявляем, что дело Дрейфуса по сравнению с омским делом является образцом справедливого и беспристрастного суда.

Но уже сейчас мы можем указать европейскому и американскому общественному мнению на обстоятельства, которые не оставляют сомнений относительно характера суда Колчака и справедливости судебного приговора. Прежде всего необходимо отметить, что судьями были офицеры, друзья офицеров, подвергнутых суду. Свидетелями были также офицеры, их друзья по службе.

Если бы Красильников действовал из патриотизма, желая наказать преступников, а не задаваясь целью свергнуть правительство, он должен был бы заявить, что Авксентьев и Зензинов составляют заговор против трех остальных членов правительства, т.-е. против большинства. Тогда мы были бы арестованы, преданы суду и подверглись бы каре, но само правительство не было бы свергнуто. Вместо этого они арестовывают нас и терроризуют других членов правительства, тогда как пятый член правительства нам изменяет.

Суд закончился в тот же день, когда мы высланы были из Омска. Он признал, что мы совершили ужасное преступление, и потому мне кажется, что виновные в приписываемых им преступлениях члены правительства должны быть преданы суду и казнены. Мы находились в распоряжении Колчака до 27 ноября. Почему же они не вернули нас с пути обратно в Омск и не судили нас за приписываемые нам преступления? Мы сами требовали суда, но вместо этого они спешно выслали нас из пределов России, не дав нам даже возможности протестовать против той клеветы, которая была пущена против нас в самой России.

Что касается настоящего положения России, то русская демократия горячо и открыто призвала союзные вооруженные силы на помощь в ее борьбе с большевиками. В Уфе единогласно всеми политическими партиями было избрано временное всероссийское правительство, которое выражало единение всех живых сил в России и давало надежду на возрождение демократической России. В течение своего краткого 2-месячного существования ему удалось увеличить свой авторитет, удалось завоевать доверие как со стороны населения и армии, так и со стороны местных судебных установлений. Архангельское, уральское, закавказское и закаспийское правительства по собственной инициативе признали власть временного всероссийского правительства. Ему подчинились также такие авантюристы, как атаманы Семенов и Калмыков.

Правительство имело все шансы быть признанным союзниками в качестве законного всероссийского демократического правительства, оно могло быть признано официально, и тогда осуществилась бы патриотическая мечта всех русских. И в тот час,