Сергей Есенин о своем детстве рассказывал: «Она (бабушка) хотела, чтобы я рос на радость и утешение родителям, а я был озорным мальчишкой. Оба они видели, что я слаб и тщедушен, но бабка хотела меня всячески уберечь, а он (дедушка), напротив, закалить. Он говорил: плох он будет, если не сумеет давать сдачи. Так его совсем затрут. И то, что я был забиякой, его радовало»[35] (слова Есенина в передаче И. Н. Розанова). Товарищи Есенина по школе вспоминали, что он был «бедовый и драчливый, как петух». О своем хулиганском поведении в детстве поэт и сам не раз писал в автобиографиях: «Средь мальчишек я всегда был коноводом и большим драчуном и ходил всегда в царапинах»[36], а в одном из стихотворений делает такой своеобразный «автопортрет»:

Все живое особой метой

Отмечается с ранних пор.

Если не был бы я поэтом,

То, наверно, был мошенник и вор.

Худощавый и низкорослый,

Средь мальчишек всегда герой,

Часто, часто с разбитым носом

Приходил я к себе домой.

И навстречу испуганной маме

Я цедил сквозь кровавый рот:

«Ничего! Я споткнулся о камень,

Это к завтраму все заживет[37].

Впоследствии и Есенин, и Маяковский за созданным ими эстрадным образом хулигана прятали природную застенчивость и ранимость, о которой знали только люди из их ближайшего окружения.

Летом 1906 года после смерти главы семьи – Владимира Константиновича – Маяковские переезжают в Москву. Владимир учится в Пятой московской классической гимназии, которая располагалась на углу Поварской улицы и Б. Молчановки. Постепенно он сближается с революционно настроенной молодежью, входит в социал-демократический кружок Третьей гимназии, хранит дома запрещенную литературу. В результате – попадает под надзор полиции.

Меня ж из 5‑го вышибли класса.

Пошли швырять в московские тюрьмы[38].

С 1908 по 1909 год Маяковский был трижды арестован. В 1909 году, в свой последний арест, оказавшись в изоляции, в одиночной камере № 103, он очень много читает, пробует писать стихи. Впоследствии он называл этот период «важнейшим для него временем» и началом поэтической работы. «Символисты – Белый, Бальмонт. Разобрала формальная новизна. Но было чуждо. Темы, образы не моей жизни. Попробовал сам писать так же хорошо, но про другое. Оказалось так же про другое – нельзя. Вышло ходульно и ревплаксиво»[39].

На самом деле Маяковский поскромничал, когда писал в автобиографии, что «так же про другое – нельзя». Позднее у него получилось так же хорошо про то же, но совершенно наоборот. Символисты становятся для Маяковского платформой, от которой он отталкивается, именно желая «так же», но совершенно по-иному, желая бунтовать против старшего поколения поэтов, публично – резко и отчетливо – обозначить свою позицию. Не только Маяковский, но и другие футуристы ощущали значительность символистской поэзии. А. А. Ахматова в воспоминаниях об Александре Блоке писала: «Б. Лившиц жалуется, что он, Блок, одним своим существованием мешает ему писать стихи»[40]. Ради полноты и индивидуальности собственного самовыражения они всячески старались от этой поэзии дистанцироваться, обозначить свое противоречие, вытравить «символистский хмель» из своего искусства. Многие исследователи источником первой книги Маяковского «Я!» считают стихотворения Анненского, которого Маяковский внимательно штудировал. Стихотворение Анненского «Смычок и струны», без сомнения, было знакомо Маяковскому и, вполне возможно, было отправной точкой при написании «Скрипка и немножко нервно»[41].

Тетрадь с самыми ранними поэтическими опытами после выхода из тюрьмы Маяковскому не вернули, и, увы, этот ценный материал утрачен либо до сих пор не найден.

Выйдя из тюрьмы, Маяковский серьезно задумался над тем, чем заниматься в жизни. Он «хотел делать социалистическое искусство»[42]. Но так как первые поэтические опыты он счел неудачными, то решил заниматься живописью, тем более что с детства у него были к этому большие способности.

Маяковский занимается в студии художника П. И. Келина, затем в 1911 году поступает в Училище живописи, ваяния и зодчества. «В это же время (1913) в нашем училище на живописном отделении учился Владимир Маяковский. Этого задиристого, остроумного, высоченного верзилу с красивым, эффектным лицом знали у нас все. Среди начинающих художников он был самым ярким, самым своеобразным»[43] – писала Ольга Мануйлова об этом периоде жизни поэта.

Когда позднее Маяковский был исключен из училища, его товарищи очень сожалели об этом, но он утешал их: «Я буду поэтом. Художнику нужна мастерская, холсты, краски… А стихи можно писать даже на папиросных коробках»[44] (слова Маяковского в передаче А. А. Маяковской). Уже тогда Маяковский отдавал предпочтение поэзии, считая, что у художника ограниченная аудитория, а искусство слова дает творцу выход к сердцам людей.

В училище произошла судьбоносная встреча, которая во многом повлияла на то, что Маяковский окончательно решил стать поэтом. Поворотным пунктом от живописи к поэзии становится встреча с художником и поэтом Давидом Бурлюком. «В училище появился Бурлюк. Вид наглый. Лорнетка. Сюртук. Ходит напевая. Я стал задирать. Почти задрались»[45]. Однако очень скоро они поняли, что близки по духу друг другу, и стали друзьями. Сам Бурлюк так писал о встрече с Маяковским: «Какой-то нечесанный, немытый, с эффектным красивым лицом апаша верзила преследовал меня шутками и остротами, как кубиста. Дошло до того, что я готов был перейти к кулачному бою, тем более что тогда я, увлекаясь атлетикой и системой Мюллера, имел шансы в встрече с голенастым юношей в пыльной бархатной блузе, с пылающими насмешливыми черными глазами. Но случись это столкновение, и мне, кубисту, с таким трудом попавшему в Училище живописи, ваяния и зодчества, не удержаться бы в академии Москвы (за это, по традиции, всегда исключали), и прощай тогда мои честолюбивые планы. Одно время я верил, что могу добиться славы, идя путем засиженных мухами, казенных рутин. Мы посмотрели друг на друга и… примирились, и не только примирились, а стали друзьями, а скоро и соратниками в той борьбе, коя закипела вокруг между старым и новым в искусстве»[46].

Д. Д. Бурлюк был старше и опытнее Маяковского, был образованным и начитанным человеком, прекрасно знал поэзию и историю искусств, профессионально занимался живописью, участвовал в художественных выставках. Во время ночных прогулок по Москве с Маяковским они много говорили об искусстве. «…Бурлюк его опекал. Они