А что, хорошая байка…

«Звезда пленительного счастья». Роль, оплаченная кровью

В этом художественном фильме Владимир Мотыль рассказал о судьбе декабристов и их жен. Картину сняли в 1975 году – к 150-летию восстания декабристов. В основу сюжетной линии положены судьбы декабристов: князя Сергея Трубецкого (Алексей Баталов), его жены Екатерины Трубецкой (Ирина Купченко), князя Сергея Волконского (Олег Стриженов) и его жены Марии Волконской (Наталья Бондарчук), а также поручика Ивана Анненкова (Игорь Костолевский) и его жены Прасковьи Анненковой (Эва Шикульская). По существу, этот фильм посвящен подвигу жен декабристов, последовавших в ссылку за своими мужьями. Почему и взята для названия строка из стихотворения Александра Пушкина «К Чаадаеву».

Покойный Владимир Яковлевич Мотыль вспоминал: «Я никогда не снимал так называемых фильмов на современную тему. Исключение разве что картина «Несут меня кони». Но и она сделана по идее Чехова. Начинал я с театров и привык иметь дело с классикой, с великолепными драматургами. Это привело к потребности познавать историю человечества и моей страны. Потребность была настолько сильная, к тому же мое историческое невежество было помехой. Все это привело меня на исторический факультет университета. Вот там я впервые по-настоящему «встретился» с декабристами. Подходы там были идеологическими, и сквозь них проглядывало серьезное противоречие между ленинским тезисом о трех этапах революции, где предтечей большевизма он выставлял декабристов. Лукавая формула! Между декабристами и большевиками на самом деле никакого сходства. Я открыл подлинные мемуары декабристов, эпоха завораживала какой-то иной системой нравственного отсчета, понятиями чести, во многом утраченными в тогдашнем обществе, да и в нынешнем. Одним словом, после «Белого солнца пустыни» я пробивался к «Звезде пленительного счастья» почти пять лет».

Сценарий Мотыля о декабристах цензура долго не принимала, видя в нем откровенную борьбу интеллигенции с властью. Он мечтал провести сокровенные параллели революционного, но не советского толка. Почему и посвятил свой фильм не идеям декабристов, а именно подвигу жен декабристов. Если по-иному – всем женщинам России, сознательно превратив картину в романтическую мелодраму, великолепную, возвышенную. Мелодраму, но не драму и уж тем более – не трагедию. Кстати, когда картина все же вышла на экраны вопреки всем преградам и препятствиям, самым большим обвинением стало ее уличение в излишнем мелодраматизме. Мотыль был подобным «вердиктом» несказанно доволен. Ибо это было все равно как если бы его упрекали в том, что «Белое солнце пустыни» – увлекательный боевик. Однако для того, чтобы мелодрама заключала в себе элементы подлинных драмы и трагедии, режиссеру необходим был печальный, если хотите, даже пессимистический финал. Не добившись ничего в столице, Владимир Яковлевич отправился в Ленинград на киностудию «Ленфильм», где тема декабристов всегда пользовалась уважением и предпочтением. А «Ленфильм», естественно, курировался Смольным, где располагался горком партии.

«Я отправился «в логово». И здесь мне крупно повезло: заведующий отделом кино в Смольном был Евгений Афанасьевич Лешко, человек высокой культуры, поклонник моих картин, а самое главное, он, как и я, закончил истфак. И вот он-то, взявшись протащить сценарий через цензуру Смольного, подсунул его секретарю обкома Кругловой в удачное время. Она прочла. «Ленфильм» принял сценарий к постановке. Однако у Госкино, как всегда, были поползновения кое-что вырезать. И тут огромную помощь мне оказала Милица Васильевна Нечкина, член ЦК КПСС, преподаватель ВПШ, где учились многие партруководители, в частности министр кинематографии. Ее записка с одобрением фильма возымела действие. Сложность осталась с финалом. Нечкина боролась с установкой на оптимистическое звучание, которого требовало руководство. Как же! По определению Ленина, декабристы разбудили Герцена (вообще-то Герцен никогда не был засоней). По Ленину, декабристы были предтечей великого счастья, принесенного Октябрем, чему и должен был служить «жандарм» в финале.

Жены стоят у частокола, за которым после работы исчезали их мужья. Горький финал я спас благодаря профессиональной уловке. Когда комиссия Госкино принимала окончательную редакцию, я нарушил просмотр финала. В финальный момент я распахнул дверь и возмутился, почему меня не пригласили, почему смотрят без меня. А в это время на экране шел пессимистический финал. Они все отвернулись от экрана. Так и остались в фильме глухая стена и солдат на ее фоне. Акт был подписан.

Фильм снимали быстро, на небольшие деньги и с огромным энтузиазмом. Ленинградцы, работники музеев, позволили снимать сцены в Зимнем, в интерьерах Петродворца. Очень долго ждали снега для съемок восстания 14 декабря 1925 года. Погода была теплой и пасмурной. Пожарная пена оказалась непригодной: она ко всему прилипала. Уже решили отсылать кавалерию, как за два дня до конца съемок пошел снег. В бешеном темпе с радостью приступили к картине восстания. Все работали очень хорошо. Помогла операторская работа Дмитрия Давыдовича Месхиева («Дама с собачкой», «Полосатый рейс», «Долгая счастливая жизнь», «Игрок», «Труффальдино из Бергамо»). Помогла великая музыка Исаака Шварца. Она создала так нужное мне настроение идеальной романтики и поражения. Консультировал нас, постановщиков, последний хранитель обычаев старины Леонид Леонидович Оболенский.

Князя Сергея Трубецкого у нас сыграл Алексей Владимирович Баталов. Он не раз подчеркивал, что может сниматься только у друзей – у тех, кто его понимает, – потому что каждой роли отдает все. Любовь и преданность Баталов и Купченко передают тонко, легко и трепетно. Зрителя она не оставляет безразличными. Я счастлив, что Алексей Владимирович у меня снялся. Он был абсолютно не похож на реального князя Трубецкого, а все остальные актеры эту похожесть оправдывали. Но я пошел (единственный раз!) на нарушение исторической правды, зато у меня снялся великий русский актер!»

Алексей Баталов о фильме «Звезда пленительного счастья» и его режиссере

«Мне всю жизнь хотелось оставаться в кино актером, а не типажом, приклеенным к своей первой удачной роли. Поэтому предложение режиссера Владимира Мотыля появиться на экране не клепальщиком, не шофером, не солдатом, а князем Трубецким было замечательной возможностью попробовать себя в совершенно новом амплуа. Да еще картина снималась на родном «Ленфильме», поэтому я и сейчас не жалею, что буквально расплатился за эту работу собственной кровью.

Дело в том, что в сцене гражданской казни над головой моего героя ломают шпагу, и то ли от того, что шпага была плохо подпиленной, то ли потому, что игравший экзекутора ошибся, шпагу о мою голову сломали по-настоящему. И пошла кровь.

Меня повезли к врачу зашивать рану на голове, но зато в картину, конечно, взяли именно тот дубль, где по лицу потекла действительно моя кровь.

Но самое интересное, что потом наши консультанты-историки с восторгом говорили о фантастической точности этого эпизода. Оказывается, сохранились свидетельства, согласно которым 150 лет назад во время гражданской казни Трубецкого произошло буквально то же самое. И точно