и была закрыта. Предстояла перевозка и монтаж на новой точке. С этой операцией я ещё не был знаком. Предстояло полностью разобрать, перевезти и собрать буровую установку. Сначала разобрали все деревянные детали каркаса и навеса, сняли полати вышки и длинные прожилины, на которых они собираются. Станок тоже разобрали на части, из которых самая тяжёлая – станина – весила 700 кг. Грязевый поршневой насос весил 800 кг. Всё железо и дерево перевозили гужевым транспортом – на телегах, запряжённых лошадьми. Тяжёлые металлические узлы грузили по покатам вручную – никаких кранов не было и в помине. В один из дней Андриевский поручил мне с утра идти на конюшню, запрячь лошадку и подъехать на ней к буровой. Конюх показал коня, которого можно брать из стойла и запрягать. Я с опаской ходил вокруг и не знал, как надевать уздечку. Увидев мою нерешительность, конюх надел уздечку и дал мне поводья. После этого я вывел коня, завёл его в середину оглобель телеги, правильно надел хомут, перевернул его, заправил оглобли и дугу, одел вожжи. Конюх внимательно наблюдал за мной, т. к. знал, что далеко не каждый студент может управиться с упряжью лошади. Мне поправил только натяг чересседельника – я натянул его слабо, а ещё правильно перепустил одну вожжу. Самостоятельно запрягал я первый раз, но приходилось раньше наблюдать за этой операцией.
На буровой сделал пару ходок на телеге с мелочёвкой, потом Адриевский велел перевести прожилины, длинные жерди около 6-7 м длиной. На телегу их не погрузишь. Он велел телегу сбросить с передней оси и на её перекладину привязать прожилины и везти волоком до места. Так я и сделал, но через 50 м они стали выпадать из плохой связки на землю. Приходилось всё время останавливаться, подтаскивать их руками и снова вязать. А так как правильно вязать я не умел, то приходилось по очереди их таскать на руках. Вообще, я их не привёз, а фактически перенёс на руках.
Самая тяжёлая и опасная работа – растаскивание лошадьми брёвен вышки по местам и подъём копра в вертикальное положение. Брёвна очень тяжёлые и длинные – лошади просто физически надрывались, повреждая связки и получали грыжи. А подъём треноги в вертикальное положение производился лебёдкой бурового станка без всякой страховки сменного мастера, стоящего в этот момент за рычагами. При каком-то неожиданном рывке или смещении центра тяжести по другим причин вся тренога рушилась на землю, ломая всё вокруг. Однако всё у нас завершилось благополучно, и недели через три забурили новую скважину.
В свободное от работы время заниматься в посёлке было нечем – ходили в кино, когда привозили новый фильм. Один раз я на вблизи протекавшей речушке увидел стайку уток, сбегал за винтовкой и начал стрелять по ним. Но ни разу не попал – они на воде делали сложные движения в трёх плоскостях, и при этом попасть пулей – задача непростая. А больше на охоту не ходил, потому что совершенно не знал этих мест. Ещё занялся поднятием штанги. Делал это каждый день, ближе к вечеру. Иногда собирались любопытные поглазеть на это дело. Однако дней через двадцать почувствовал внизу живота какую-то непонятную боль, но продолжал её тягать и дальше.
Примерно через месяц с кафедры проверять нашу работу прибыл ассистент Юрий Иванович Вершинин, который 3-4 года назад закончил горный институт. Читал нам лекции по некоторым разделам бурения. Вообще, мужик неплохой, но года через три бросил институт и ушёл работать ст. инженером производственного отдела геологического управления, где я опять с ним встретился по совместной работе в 1966 г. На этой должности он проработал до пенсии. Вершинин побывал на буровой, посмотрел условия жизни и попросил меня сопроводить его к другому студенту-практиканту, который работал в Красноуральском районе, в 6 км. Утром вышли из посёлка. Погода была жаркая, и начало сильно парить. При заходе в лес нас окутали облака комаров, никакие репелленты типа диметилфталата не помогали. Я взял с собой винтовку и фотоаппарат. Получилось сделать несколько снимков красивых пейзажей. Вообще, природа Среднего Урала имеет более мягкие черты, чем Северного.
Однажды пришёл с работы, вытащил из-под кровати рюкзак и не нашёл в нём фотоаппарат. Отсутствовал также китайский фонарик и три пачки патронов. В общежитии техничкой была молодая девушка с дитём. Спросил у неё – она ничего не знала о краже. Правда, местные знатоки высказали предположение, что взяла не она, а её 15-летний брат – местный оболтус. Пошёл к Гаранину, а он велел идти в милицию и писать заявление. Отделение милиции, к которому приписан посёлок, находилось на руднике им. 3-го Интернационала – это рядом с г. Нижний Тагил. Пришлось собираться и идти туда пешком. Сначала пришёл в село Балакино, стоящее на р. Тагил, а потом ещё 8 км до рудника. Поразила р. Тагил. Грязная, с мутными взвесями, вода обезобразила оба берега, они были чёрными и не имели даже малейших признаков растительности.
Подошёл к посёлку, где располагался рудник. Посёлок состоял из частных домов. Посередине села находился рынок. Зашёл посмотреть. Впервые увидел натуральные ягоды крыжовника. Купил стакан и раскушал. В милиции велели написать заявление о краже. Вернуться пешком не хватило бы сил, да и было поздно. Уехал на автобусе в город и остановился в гостинице. Вечером сходил в столовую, поужинал и вернулся в номер – бывший красный уголок, куда поставили более 70 кроватей. В номере был определённый контингент. В двух местах стояли на столах два огромных таза с водой вместо пепельниц, в них плавала гора окурков. Со всех кроватей часто летели новые окурки, но не все приземлялись точно в таз. Некоторые падали на одеяла – те начинали дымиться. Хозяин окурка или одеяла с громким матом вскакивал и устранял последствия. Мне попалась койка у стены, и через меня ничего не летало. Однако заснуть до 3.00 не смог – в двух местах шумные компании пили и играли в карты. На другой день поехал на место практики вместе со следователем, который опросил всех, кого считал нужным. Через десять дней практика заканчивалась, и я должен был уезжать домой. В этот промежуток опять сходил в милицию. Следователь сказал, что дело раскрыто: взял брат технички, что его уже задержали на ст. Лая, но отдать найденное сейчас не может, т. к. это вещдоки, и позднее мне их отдадут. Я поверил и ушёл. Ничего мне так и не отдали. Знающие люди сказали, что надо было тут же выставить бутылку коньяка
