На второй или третий день после моего приезда он повел меня посмотреть дурбанский суд. Здесь он представил меня некоторым лицам и посадил рядом со своим поверенным. Мировой судья пристально разглядывал меня и наконец предложил снять тюрбан. Я отказался сделать это и вышел из здания суда.

Таким образом, и здесь меня ожидала борьба.

Абдулла Шет объяснил мне, почему некоторым индийцам предлагают снимать тюрбан.

– Те, кто носит одежду мусульман, – сказал он, – могут оставаться в тюрбанах, но все остальные индийцы при входе в суд должны, как правило, снимать чалму.

Для того чтобы это тонкое различие стало понятным, я должен остановиться на некоторых подробностях. За эти два-три дня я понял, что индийцы делятся на несколько групп. Одна из них, называвшая себя «арабами», состояла из купцов-мусульман. Другую составляли индусы, наконец, была еще группа парсов, служащих. Клерки-индусы не примыкали ни к одной группе, если только не связали свою судьбу с «арабами». Клерки-парсы называли себя «персами». Эти три группы находились в известных социальных отношениях друг с другом. Но наиболее многочисленной была группа законтрактованных или свободных рабочих – тамилов, телугу, выходцев из Северной Индии. Законтрактованные рабочие приехали в Наталь по договорным обязательствам и должны были отработать пять лет. Их называли здесь «гирмитья», от слова «гирмит» – исковерканное английское «эгримент» (agreement). Первые три группы вступали с этой группой только в деловые отношения. Англичане называли этих людей «кули», а так как большинство индийцев принадлежало к трудящемуся классу, то и всех индийцев стали называть «кули», или «сами». Сами – тамильский суффикс, встречающийся в виде добавления ко многим тамильским именам и представляющий не что иное, как «свами», что в переводе с санскрита означает «господин». Поэтому, когда индиец возмущался, что к нему обращаются «сами», и был достаточно остроумен, он старался возвратить комплимент таким образом:

– Можете называть меня «сами», но вы забываете, что «сами» означает господин. А я не господин ваш.

Одни англичане принимали это с кислой миной, другие сердились, ругали индийца и при случае даже колотили его: ведь «сами» в их представлении было презрительной кличкой и выслушивать от этого «сами» объяснение, что слово означает «господин», казалось им оскорбительным!

Меня стали называть «адвокат-кули». Купцов называли «купец-кули». Первоначальное значение слова «кули» было забыто, и оно превратилось в обычное обращение к индийцам. Купец-мусульманин мог возмутиться и сказать: «Я не кули, а араб», или «Я купец», и англичанин, если он учтив, извинялся перед ним.

При таком положении вещей ношение тюрбана приобретало особое значение. Подчиниться требованию снять чалму было для индийца все равно что проглотить оскорбление. Поэтому я решил распрощаться с индийским тюрбаном и носить английскую шляпу. Это избавило бы меня от оскорблений и неприятных пререканий.

Но Абдулла Шет не одобрил моего намерения. Он сказал:

– Если вы так поступите, это будет иметь плохие последствия. Вы скомпрометируете тех, кто настаивает на ношении индийского тюрбана. К тому же тюрбан вам очень к лицу, а в английской шляпе вы будете похожи на лакея.

В его совете сказались его практическая мудрость, патриотизм, но и некоторая узость взгляда. Мудрость совета очевидна: только чувство патриотизма побудило его настаивать на индийском тюрбане. Намекая на то, что английскую шляпу носят лишь индийцы-лакеи, он обнаружил узость взгляда. Среди законтрактованных индийцев были индусы, мусульмане и христиане. Христианство исповедовали потомки законтрактованных индийцев, обращенные в христианство. Их было много уже в 1893 г. Они носили английское платье, и большинство из них, чтобы заработать на жизнь, служили лакеями в гостиницах. Именно этих людей имел в виду Абдулла Шет, ополчившись против английской шляпы. Служить лакеем в гостинице считалось унизительным. Это мнение многие разделяют и поныне.

В целом мне понравился совет Абдуллы. Я написал письмо в газеты, где изложил инцидент с моим тюрбаном, и настаивал на своем праве не снимать его в суде. Вопрос этот оживленно обсуждался в газетах, которые называли меня «нежеланным гостем». Таким образом, инцидент с тюрбаном неожиданно создал мне рекламу в Южной Африке через несколько дней после приезда. Некоторые были на моей стороне, другие жестоко осуждали за безрассудство.

Я носил тюрбан фактически все время пребывания в Южной Африке. Когда и почему я вообще перестал надевать головной убор в Южной Африке, увидим ниже.

VIII. Поездка в Преторию

Вскоре я познакомился с индийцами-христианами, жившими в Дурбане. Среди них – с судебным толмачом господином Полем, который был католиком, а также с покойным ныне господином Субханом Годфри, тогда учителем при протестантской миссии, отцом господина Джеймса Годфри, посетившего Индию в 1924 г. в качестве члена депутации из Южной Африки. Примерно в это же время я встретился с покойными ныне парсом Рустомджи и Адамджи Миякханом. Все эти люди, которые ранее не встречались, не считая деловых свиданий, в конце концов, как увидим ниже, установили друг с другом тесный контакт.

В то время как я расширял круг знакомых, фирма получила письмо от своего юрисконсульта, в котором сообщалось, что надо готовиться к процессу и что Абдулла Шет должен поехать в Преторию сам или прислать своего представителя.

Абдулла Шет показал мне это письмо и спросил, согласен ли я ехать в Преторию.

– Я смогу вам ответить только после того, как разберусь в деле, – сказал я. – Сейчас мне не ясно, что я там должен делать.

Он тут же приказал служащим ознакомить меня с делом. Приступив к его изучению, я почувствовал, что начинать следует с азов. Еще в Занзибаре я несколько дней посещал суд, чтобы ознакомиться с его работой. Адвокат-парс допрашивал свидетеля, задавая ему вопросы о записях в кредит и дебет в расчетных книгах. Все это было для меня тарабарской грамотой. Я не изучал бухгалтерии ни в школе, ни во время пребывания в Англии.

Дело, ради которого я приехал в Африку, заключалось главным образом в бухгалтерских расчетах. Только тот, кто знал бухгалтерский учет, мог понять и объяснить его. Служащий Абдуллы толковал мне о каких-то записях в дебет и кредит, а я чувствовал, что все больше запутываюсь. Я не знал, что означает Д. О. В словаре мне не удалось найти этой аббревиатуры. Я признался в своем невежестве