– Где вы там остановитесь? – спросил меня Шет.

– Где вы пожелаете, – ответил я.

– В таком случае я напишу нашему юрисконсульту, и он позаботится о помещении. Кроме того, я напишу своим друзьям меманцам, но останавливаться у них я бы не советовал. Наши противники пользуются большим влиянием в Претории. Если кому-нибудь из них попадет в руки наша частная переписка, это может принести нам много неприятностей. Чем меньше вы будете сближаться с ними, тем лучше для нас.

– Я остановлюсь там, где меня поместит ваш юрисконсульт, или устроюсь самостоятельно. Пожалуйста, не беспокойтесь. Ни одна душа ничего не будет знать о наших с вами секретах. Но я намерен познакомиться с нашими противниками и поддерживать с ними связь. Я хотел бы установить с ними дружеские отношения и постараюсь, если это только возможно, уладить дело несудебным порядком. В конце концов, Тайиб Шет – ваш родственник.

Шет Тайиб Ходжи Хан Мухаммад был близким родственником Абдуллы Шета.

Упоминание о возможности полюбовного соглашения, как я мог заметить, несколько озадачило Шета. Но я находился в Дурбане уже дней шесть или семь, и мы знали и понимали друг друга. Я не был для него больше «белым слоном». Поэтому он сказал:

– Н-да, я понимаю. Конечно, соглашение без суда было бы самым лучшим исходом. Но мы, родственники, прекрасно знаем друг друга. Тайиб Шет не такой человек, чтобы легко пойти на соглашение. При малейшей оплошности с нашей стороны он выжмет из нас все и в конце концов утопит. Поэтому, пожалуйста, подумайте дважды, прежде чем что-нибудь предпринять.

– На этот счет не беспокойтесь, – сказал я. – Мне нет надобности говорить с Тайибом Шетом или с кем-либо еще по существу дела. Я только подам ему мысль о соглашении и возможности избавления таким образом от ненужной тяжбы.

На седьмой или восьмой день после моего прибытия я выехал из Дурбана. Для меня приобрели билет в первом классе. При этом обычно доплачивали еще пять шиллингов за постельные принадлежности. Абдулла Шет настаивал, чтобы я заказал себе постель, но из упрямства, гордости и желания сэкономить пять шиллингов я отказался. Абдулла Шет предостерегал меня.

– Смотрите, здесь не Индия, – сказал он. – Слава богу, такие расходы нам по средствам. Пожалуйста, не отказывайте себе в необходимом.

Я поблагодарил его и просил не беспокоиться.

Примерно в девять часов вечера поезд пришел в Марицбург, столицу Наталя. Постельные принадлежности обычно выдавались на этой станции. Ко мне подошел железнодорожный служащий и спросил, возьму ли я их. Я ответил:

– Нет, у меня есть свои.

Он ушел. Но вслед за ним в купе вошел новый пассажир и стал рассматривать меня с ног до головы. Ему не понравилось, что я «цветной». Он вышел и вернулся с одним или двумя чиновниками. Все они молча смотрели на меня, потом пришел еще один чиновник и сказал:

– Выходите, вам следует пройти в багажное отделение.

– Но у меня билет в первом классе, – сказал я.

– Это ничего не значит, – возразил он, – ступайте в багажное отделение.

– А я вам говорю, что в Дурбане получил место в этом вагоне, и настаиваю на том, чтобы остаться здесь.

– Нет, вы здесь не останетесь, – сказал чиновник. – Вы должны покинуть этот вагон, иначе мне придется позвать констебля, и он вас высадит.

– Пожалуйста, зовите. Я отказываюсь выйти добровольно.

Явился констебль, взял меня за руку и выволок из вагона. Мой багаж тоже вытащили. Я отказался перейти в другой вагон, и поезд ушел. Я пошел в зал ожидания и сел там, имея при себе чемодан. Остальной багаж я оставил на произвол судьбы. О нем позаботилось железнодорожное начальство.

Дело было зимой, а зима в высокогорных районах Южной Африки суровая и холодная. Марицбург расположен высоко над уровнем моря, и холода здесь бывают ужасные. Мое пальто находилось в багаже, но я не решался спросить о вещах, чтобы не подвергнуться новым оскорблениям. Я сидел и дрожал от холода. Зал был не освещен. Около полуночи вошел какой-то пассажир и, кажется, хотел заговорить со мной. Но мне было не до разговоров.

Я думал о том, как поступить: бороться ли за свои права, или вернуться в Индию, или, быть может, продолжать путь в Преторию, не обращая внимания на оскорбления, и вернуться в Индию только по окончании дела? Убежать назад в Индию, не исполнив своего обязательства, было бы трусостью. Лишения, которым я подвергался, были проявлением серьезной болезни расовых предубеждений. Я должен попытаться искоренить этот недуг, если только это возможно, и вынести для этого все предстоящие лишения. Удовлетворения за обиду я должен требовать лишь постольку, поскольку это необходимо для устранения расовых предрассудков.

Поэтому я решил ехать в Преторию ближайшим поездом.

На следующее утро я отправил длинную телеграмму главному управляющему железной дорогой и одновременно известил о происшедшем Абдуллу Шета, который немедленно посетил управляющего железной дорогой. Последний оправдывал действия железнодорожных властей, но заверил, что уже отдал распоряжение начальнику станции проследить, чтобы я беспрепятственно доехал до места назначения. Абдулла Шет протелеграфировал индийским купцам в Марицбурге и своим друзьям в других пунктах следования, чтобы они встретили и позаботились обо мне. Купцы пришли на станцию и старались утешить меня, рассказывая о собственных обидах; инцидент, происшедший со мной, оказался совершенно обычным явлением. Они рассказывали, что индиец, едущий в первом или втором классе, всегда должен ожидать неприятностей со стороны железнодорожных служащих или белых пассажиров. Целый день провел я, слушая эти скорбные истории. Наконец пришел вечерний поезд. Место для меня было заказано заранее. Теперь я купил в Марицбурге билет на постельные принадлежности, который не пожелал приобрести в Дурбане.

Поезд доставил меня в Чарлстаун.

IX. Новые унижения

Поезд пришел в Чарлстаун утром. В то время между Чарлстауном и Йоханнесбургом еще не было железнодорожного сообщения. Приходилось ехать в почтовой карете, которая останавливалась en route[6] на ночь в Стандертоне. У меня был билет на дилижанс, и он еще не утратил силу, несмотря на мою задержку на день в Марицбурге. Кроме того, Абдулла Шет телеграфировал обо мне агенту компании дилижансов в Чарлстауне.

Чтобы не пустить меня, агенту нужен был предлог, и он