– Вот дура-то! – не удержалась тетя Валя. – В таких случаях надо молчать, как в гестапо!

– А ты-то откуда знаешь? – подозрительно спросил дядя Юра.

– Догадайся с трех раз! – сверкнула на него глазами Батурина, явно напоминая, что сам он начал ухаживать за ней, когда она была замужем за контуженным субъектом, обещавшим ее из ревности убить.

– Вы ничего не понимаете! – воскликнула Карина. – Просто она не может больше скрывать своих чувств! Это не преступление!

– Как сказать… – покачал головой Башашкин.

– И что он ей сделает?

– Сейчас увидишь.

– Сандро бы застрелил, – с тихой гордостью молвила Нинон.

– А он ее теперь запилит, не мужик, а лобзик какой-то! – сказала Машико. – Но она сама виновата.

– В чем? В том, что полюбила другого? – воскликнула со слезами на глазах Карина.

– Каренин ей – муж законный, он ее кормит и одевает! – возразила Нинон. – Вон: за одну серию раз десять платья поменяла. От нее не убудет – помалкивать и разок-другой супружный долг выполнить. Жена не лужа, достанется и мужу.

– Нина, здесь дети! – снова упрекнула Машико.

– Молчу.

– Вы ничего не понимаете! – простонала будущая медсестра.

– Где уж нам! – усмехнулась казачка.

Из темноты на веранду скользнул Ларик и с видом заговорщика поманил меня к себе. Мы скрылись за избушкой, и он подробно изложил мне план завтрашней «нейтрализации» Михмата.

– Нестор съездил в клуб за бутсами! – с особым торжеством доложил юный князь. – Так подкует гада, месяц на ноги не встанет, сволочь!

– А если он не пойдет завтра в бильярдную?

– Пойдет! Ему каждый день дорог. Они же скоро улетают.

– Как улетают? Кто сказал? – Мое сердце обметало инеем, как углекислый баллончик, заправленный в сифон.

– Зойка Немцу проболталась, вот он и прибавил обороты.

31. Горемыка с гаремом

Тут послышался звук подъехавшей машины, донеслись веселые голоса, и стукнула калитка. Это вернулись из Пицунды Добрюха и сестры Бэрри. Петр Агеевич одной рукой прижимал к груди трехлитровый баллон с рубиновым вином, а в другой держал промасленный пакет, из которого торчала дюжина рыбьих хвостов.

– Машико, Нинон! Мы вернулись! – громко объявил снабженец.

На лестнице появилась Карина, а следом за ней и остальные телезрители, в руках они держали стулья, чтобы вернуть их на место. Глаза будущей медсестры были заплаканы.

– Что случилось? – встревожился снабженец.

– Анна заболела…

– Какая Анна?

– Каренина.

– Фу-ты, господи. Нельзя так близко принимать к сердцу кино. Это же фантазия! Я-то знаю.

– И мы теперь тоже знаем, – сообщили сестры Бэрри.

Начались расспросы и восторженный отчет об увиденном. Инна и Римма были без ума от путешествия: ах, Пицунда, ах, Интурист, ах, коктейль с маслинкой, ах, Медея с детьми, ах, реликтовая сосновая роща, ах, Литфонд! Но особенно их впечатлил трехкомнатный люкс, в котором отдыхает и творит сценарист Ежов, живя там один, так как окончательно поссорился с женой, и она с ним не поехала, подав на развод.

– Петруччио, – капризно спросила Инна. – У тебя связи. Неужели ты не мог достать себе такой же люкс в Литфонде? Там рай!

– Ну, люкс, не знаю, все-таки Ежов – лауреат Ленинской премии. А вот полулюкс мог бы, – ответил снабженец. – Да и Валька меня к себе звал. Я же ему вагонку для дачи достал. Восемь кубов. Но там скучно, там трехразовое питание, а я люблю приключения! И потом, если бы я поехал туда, то с вами бы, чаровницы, не познакомился! – И он галантно поцеловал сестрам руки.

– Дамский угодник!

– А не сесть ли нам за стол? Я что-то оголодал! – Петр Агеевич почесал нос. – Карина, детка, не переживай за Каренину, она обречена! Положи-ка лучше рыбку на блюдо, принеси стаканы и еще чего-нибудь.

– Что есть в печи, на стол мечи! – весело подхватил Башашкин, с тоской глядя на вино в банке.

Пока рассаживались и накрывали поляну, сестры Бэрри, перебивая друг друга, делились фантастическими впечатлениями. Дело было так. Приехав в Литфонд к Ежову и выпив привезенное с собой шампанское, они пошли гулять по округе и на спецпляже Дома творчества кинематографистов (он расположен сразу за пансионатом «Правда») увидели, вы не поверите, загорающую Людмилу Гурченко собственной персоной!

– Ну и как она? – спросила казачка.

– Купальник – застрелиться и не жить! – вскричала Римма. – Карден как минимум!

– Купальник к коже не пришьешь, – пожала плечами тетя Валя. – Сама-то как?

– Никак, – ответил за сестер Петр Агеевич, – смотреть не на что. А без макияжа лица как будто нет. Прошел бы мимо – не понял, кто такая. Это Инна, глазастая, узнала и чуть в обморок не хлопнулась. «Карнавальная ночь» – ее любимая картина!

– О! – застонала та в знак согласия.

– Актеров в жизни вообще лучше не видеть, – вздохнула Римма. – Одни разочарования.

– А как Ежов? – спросил Башашкин. – Не забронзовел?

– Валентин Иванович? О, тот еще мужчинка! – воскликнули барышни.

Погуляв по окрестностям, они зашли пообедать в ресторан на берегу озера. Сидя за столиком у перил, можно было видеть, как внизу, извиваясь, плавают рыжие водяные змеи, хватая зазевавшихся рыбешек.

– Я там был, видел! – закивал мой друг. – Жуткие твари!

– Но шашлык и люля-кебаб там отменные! – сообщил Добрюха.

– А мороженое на зубах скрипит, – наябедничала Римма.

Потом Ежов, знающий толк в натуральных продуктах, отвел их к старому абхазу, который продавал настоящую домашнюю изабеллу, они основательно затарились и долго сидели в лоджии люкса, глядя на синее море, пили вино, закусывая ставридой, ее Валентин Иванович ловит с пирса на японский спиннинг и сам же коптит. А еще сценарист кормил гостей крабами.

– Тоже сам ловит? – ревниво поинтересовался я.

– Нет, из Москвы с собой целую коробку консервов привез, – объяснил снабженец. – Он с Соколовым дружит.

– Соколов?

– Директор Елисеевского гастронома.

– О!

Кроме того, лауреат Ленинской премии играл гостям на балалайке, пел лихие частушки и рассказывал разные смешные байки из своей бурной творческой жизни.

– Мне больше всего понравилось, как снимали фильм про гарем! – вскричала Римма.

– Про гарем? – удивился Башашкин, следивший за новинками советского кино. – Что-то не слыхал…

– Так его же еще не досняли, – объяснила Инна. – Валентин Иванович сказал: если бы мы встретились раньше, он обязательно порекомендовал бы нас Мотылю на роли жен главного басмача.

– Какому Мотылю? – удивилась Нинон.

– Это такая смешная фамилия у режиссера.

– Но вы же не актрисы! – ревниво удивилась Лиска.

– Без разницы. Они там по сюжету все время в парандже ходят! – пожала плечами Инна. – А потом, в самом конце, открывают лица…

– Я думаю, мы бы подошли… – без ложной