Алексеевна Трапезникова и я занимались инфракрасной тематикой. Цель военная – обнаружение инфракрасных сигналов с помощью вспышечных фосфоров, которые, будучи возбужденными, не излучают, но ярко вспыхивают видимым светом под действием длинноволнового света.
Вначале мы работали с цинксульфидными фосфорами, которые не очень обнадеживали. Но нам повезло. Как-то Сергей Иванович, будучи уполномоченным Государственного комитета обороны, посетил склад трофейного имущества. Тот, кто ведал этим складом, обратил внимание высокого посетителя на одну танковую деталь (экран, покрытый зеленоватым стеклом), которая помещалась в задней части танка снизу. Сергей Иванович заинтересовался экраном и доставил его нам. Мы начали его исследовать. Было обнаружено, что под действием инфракрасного излучения экран вспыхивает ярко-красным светом. В спектре вспышки были обнаружены линии Sm+++ на фоне широкополосного излучения Eu++. Химик Александр Алексеевич Черепнев определил, что основа вещества под зеленоватым стеклом – щелочноземельный сульфид. Основное таким образом было разгадано. Цинксульфидные фосфоры по боку. В результате были разработаны и внедрены в производство бинокли, чувствительные к инфракрасному свету. Позже было приятно узнать от сотрудника ГОИ Петра Петровича Феофилова, что с помощью этих биноклей на севере страны ночью был проведен караван судов.
В 1943 г. мы реэвакуировались. Перебраться, однако, было не так просто, Сергей Иванович говорил, что козырял даже нашей инфракрасной тематикой. Однако были всякие препятствия. После возвращения Института из Казани в Москву Сергей Иванович разрывался между Москвой и Ленинградом, где он был заместителем директора по научной части ГОИ, но всюду успевал. Не следует забывать, что он был и депутатом Верховного Совета РСФСР, редактором ряда журналов. И нигде не был свадебным генералом, везде активно работал. Так, например, будучи главным редактором БСЭ, он боролся с теми, которые в разделе, посвященном микробиологии, не хотели упомянуть имя великого Пастера из-за пресловутой борьбы с «низкопоклонством перед заграницей». Вавилову приходилось защищать ученых от обвинений, если какие-то их работы были опубликованы за рубежом.
Сергей Иванович, зная, что я владею итальянским языком, предложил мне командировку в Италию для покупки в ряде главных городов Италии литературы, которая не выписывалась во время войны. В детстве я несколько лет прожил в Италии вместе с отцом, который там работал, и считал итальянский язык для себя родным. Были еще два поручения. Выяснить судьбу Ореста Данииловича Хвольсона в Милане, где он провел свои последние годы, и по просьбе ботаников взять одно растение на разных высотах вулкана Этны. Такая командировка в самом деле была рациональной, но, увы, она не состоялась.
Своеобразной была реакция Сергея Ивановича в случае обостренной ситуации. «Вот, Сергей Иванович, я написал две статьи, – сказал я ему, – а мой шеф хочет стать соавтором, хотя никакого отношения к ним не имеет». Сергей Иванович так среагировал: «Когда я в Берлине работал в лаборатории Прингсгейма, сам он в это время отдыхал в Швейцарии. Однако статья вышла за подписью двух авторов». Но мои две статьи пошли только за моей подписью. В другой раз я ему пожаловался: «У меня иногда бывает желание выкинуть одну нашу сотрудницу в окно». «Да, про ее характер можно целую диссертацию написать», – ответил он своим баском. Удивительно он умел формулировать, по-особому, по-вавиловски.
Еще немного о семинаре. Он был общемосковским. Бывали горячие дискуссии. Однажды произошел яростный спор Сергея Ивановича с докладчиком. Палили друг в друга, как говорят, с двух бортов (разбиралась проблема рассеяния света в мелкокристаллической среде). И такое считалось нормой. Но больше всего, увы, запомнился, семинар, на котором в последний раз присутствовал Сергей Иванович. Это было в среду 24 января 1951 г. Докладывала З. Л. Моргенштерн о люминесценции алмазов. Сергей Иванович был доволен. Результаты интересные и имели практическое значение.
И вот 25 января. Придя на работу, я узнал страшную весть – рано утром скончался Сергей Иванович. Помню растерянное лицо Михаила Николаевича Аленцева – сотрудника Сергея Ивановича, электрика Александра Михайловича Роговцева и многих других. С Александром Михайловичем я тут же отправился на квартиру Сергея Ивановича, чтобы сказать ему последнее «прости».
На следующий день позвонила одна знакомая, которой накануне сообщили о кончине Сергея Ивановича. Оказывается, она в тот же день поделилась печальной новостью с одной женщиной. Последняя была поражена, так как за день до его смерти она была на приеме у Сергея Ивановича – своего депутата – по личному делу. Из-за строительства метро сносили дом, в котором она жила с тремя детьми в трехкомнатной квартире, а предлагали взамен однокомнатную. Она ни в какую. Стали выселять силком. Сергей Иванович за полчаса решил ее дело, и она никак не могла поверить, что не прошло и суток, а его уже нет. Говорят, что он не оставлял без внимания ни одной обращенной к нему просьбы. Удивительным образом при огромной занятости Сергей Иванович был доступен для каждого, кто нуждался в его помощи. В день кончины я ехал в такси и спросил шофера, что он знает о Сергее Ивановиче. «А как же, – ответил он, – утром отвозил одного молодого человека из Академии паук, так он очень хорошо о нем отзывался. А у нас во дворе старушка живет, так ей Сергей Иванович помог». И таких людей было множество.
В свое время Сергей Иванович выручил моих двух товарищей-сокурсников. Илья Петрович Цирг принципиальный и мужественный человек, будучи ополченцем, попал в плен. Чудом выжил, и за это его загнали в шахту работать. Я к Сергею Ивановичу. И вот в шахту пришло от него письмо. Цирга удалось освободить, и он при поддержке Вавилова устроился на работу в ФИАН. Как я был рад!
Другой мой товарищ, Борис Вениаминович Кутузов, во время войны вместе со своим учреждением, в котором он преподавал математику, был эвакуирован в город Абакан. Реэвакуации не было. Чтобы вернуться в Москву, Кутузов «продался» своему министерству высшего образования в качестве чиновника. Будучи прирожденным педагогом, он, естественно, хотел возобновить педагогическую деятельность, но его не отпускали. Я опять к Сергею Ивановичу. Через некоторое время он мне сказал, что на четвертый раз ему наконец удалось дозвониться до министра. «Отпустят Вашего Кутузова», – заверил он. Так и случилось.
Обратился я как-то к нему по поводу возможности публикации моей статьи, поскольку в ней не было ничего секретного. Он грустно посмотрел на меня и сказал: «Эх, Всеволод Васильевич, мне сейчас советскую физику спасать надо!» Я не спросил: «От кого?» Трудно сказать, что именно имел в виду С. И. Вавилов.
Вавилову довелось пережить ряд кампаний, в ходе которых приходилось защищать, и часто успешно, ряд ученых от несправедливых гонений. В частности, в конце сороковых годов готовилась сессия, на которой предполагали