постоянных мотивов (кино о кино, раздраженный режиссер, «попса своего века» в виде «Сопок Маньчжурии»), именно в «Трофиме» Балабанов впервые обозначает конкретное время и место – вчерашний Ленинград начала девяностых. Время напрасных ожиданий, нового распада и нового модерна – время очарования 1913 годом и коллективного желания вернуться в точку, из которой исчез Трофим. С этим временем режиссер совпал навсегда, он увековечил его в «Брате» и снова обратился к нему в «Жмурках» и «Кочегаре». В начало XX века он вернулся в картине «Про уродов и людей», которая должна была идти вслед за «Замком», но стала возможна только после успеха «Брата».
Секс и видео
В 1993-м, во время постпродакшена «Замка», Балабанов зашел в Музей эротического искусства в Гамбурге; за год до того он открылся в «квартале красных фонарей», а в 2007-м перестал существовать. «Там на видео показывали нон-стоп порнуху конца XIX – начала XX века, – вспоминал режиссер в 2009 году. – На меня она впечатление произвела серьезное – я не знал, что в то время это существовало. Там и плетки были, то есть все это я оттуда почерпнул. Я потом книжек накупил, фотографий, и мне почему-то очень захотелось такое кино сделать».
Поездка в Гамбург аукнулась у Балабанова еще до того, как он приступил к съемкам своего четвертого полнометражного фильма. В сценарии первого «Брата» есть иное, чем в фильме, объяснение синякам вагоновожатой Светы. Оставшись у нее дома, Данила находит видео: мужчина в одежде палача хлещет пристегнутую цепями к кровати обнаженную женщину; на полке стоит альбом с фотографиями истязаний. «Понимаешь, Данила. Это игра. Это как игра. Мы же все играем во что-нибудь», – объясняет Света. Позднее, в кино, из БДСМ-рабыни она превратится в жертву семейного насилия (Сельянов предполагает, что в сборник сценариев Балабанова, изданный «Сеансом», попала одна из ранних версий). «Сцена лишняя оказалась, не для этого фильма», – пояснял режиссер.
В «Уродах» загадочный Иоган при помощи своего ассистента Виктора Ивановича продюсирует порнофотосессии с плетками; съемки осуществляет молодой фотограф Путилов. Эта компания вторгается в жизнь двух семейств: доктора Стасова, который живет со слепой женой и усыновленными сиамскими близнецами, и инженера Радлова, вдовца с юной дочерью Лизой.
Сергей Астахов почти уверен, что один из купленных в Гамбурге альбомов вошел в фильм (речь о слайд-шоу на титрах). Но связанные с основным сюжетом фотографии (как и в случае с кинохроникой в «Трофиме») он стилизовал сам: «Мы имитировали порку девушек, фотографировали. Фотографии я печатал в стиле того времени – по-другому было бы нельзя, ничего бы не получилось».
«Про уродов и людей» начинается как черно-белый немой фильм, который прокручивается в слегка ускоренном темпе: Иоган проходит пограничный контроль и выходит в город. В том же черно-белом прологе доктор Стасов усыновляет сиамских близнецов, а инженер Радлов, тогда еще не вдовец, фотографирует дочь Лизу. «Проходят годы», в основной части после пролога появляется звук, и ч/б сменяется коричневатой сепией; под окнами Радловых прибывает поезд.
Как и в «Трофиме», «сепия» означает тут «прошедшее незавершенное время» – «прошедшее завершенное» отделено от него, убыстрено и окрашено в другой оттенок; так в картине создаются два временных пласта. Фильм был снят на черно-белую пленку, но напечатан на цветной, потому что, по словам Балабанова, коричневатый тон был у тех, старых фильмов, – и он просто его усилил. Сергей Астахов снял «Уродов» самодельной камерой и до сих пор считает картину одной из лучших своих работ; он вспоминает: «Было желание создать ощущение старой фотографии. До сих пор тон сепии наиболее близок к этому ощущению».
Причина, по которой «ретро» в нашем восприятии имеет коричневатый оттенок, – чисто химическая: сепия превращает металлическое серебро в сульфид, что делает фотографии более устойчивыми к выцветанию. Именно поэтому до нас дошло больше коричневых фотографий, чем черно-белых.
«Невозможно преувеличить психологическое воздействие монохромного, вирированного изображения на всех нас, пожирателей цветного “Кодака” и “Фуджи”. Это для нас нечто вроде “экстази”», – писала [4-04] в 1999-м по поводу «Уродов» Виктория Белопольская. В конце девяностых почти одновременно с цифровой фотографией появился и фильтр «сепия» – сначала в фотошопе, потом в виде мобильных приложений, потом взлетел инстаграм[9]с его набором опций для корректировки дигитального изображения. В «Уродах», с их убийственной сепией, Балабанов и Астахов в некотором смысле предвосхищают моду на инстаграм[10]и состаривание изображения, которое как прием активно применялось в цифровом кино нулевых.
И это не единственное предсказание в фильме. Отец Лизы незадолго до смерти рассуждает о том, что синематограф, к которому совершенно равнодушен фотограф Путилов, может стать искусством, – «не живопись, не литература, не фотография, а именно синематограф откроет истину простым людям», а «фотография ваша умрет»: «Мы стоим на пороге чего-то большого, нового; синематограф – только начало». Не только в конце XIX века, но и в 1998 году, когда был снят фильм, новое и большое – дигитальный континент, который вобрал в себя и фотографию, и кино, и литературу, – еще только проступал в тумане. «Леша сам говорил, что раньше делает кино, чем [приходит] людское понимание фильма», – говорит Васильева.
И, конечно, «Уроды» – может быть, в большей степени, чем любой другой фильм Балабанова, – это кино о кино. Порнография и искусство на пленке неразделимы. Вуайеризм – ДНК кинематографа. Первый из известных порнофильмов датируется 1896 годом – прошел всего год после первого люмьеровского сеанса. С развитием индустрии именно эта область была полигоном для обкатки новых технических решений – от 8-миллиметровых камер до цифры. Продлевая историю порнографии в прошлое, в условный fin de siècle, Балабанов в известной степени восполняет зияющий пробел в истории кино – о существовании ретро-порно в те годы действительно мало кто знал и задумывался.
Как снимали «Уродов»
Лето 1997-го, утро после белой ночи. От моста лейтенанта Шмидта тянется пробка – с одной стороны до 8-й линии, с другой – до площади Труда. Съемочная группа должна была закончить в восемь, сейчас уже одиннадцатый час, но мост держит гаишник, который работает последнюю смену перед увольнением, ему уже все равно, и с ним договорились. На мосту старинный трамвай, подталкиваемый сзади невидимой «Газелью», неожиданно сдал назад – отсюда задержка. У этого же моста в финале прощается с близнецами и уплывает на безрадостный Запад героиня Динары Друкаровой (она озвучивала в «Брате» девочку Кэт) – Лиза. Надя Васильева вспоминает, что тогда они не знали: в начале двадцатых годов именно от набережной лейтенанта Шмидта отчалил «философский пароход»; памятный знак [4-05] неподалеку от места съемок «Уродов» установили только в
