низших классов, для купцов, для солдат и прислуги». Отмечалось также, что в книге «содержатся насмешки над правительством, жалобы на горестное положение солдата и пр.». Чиновники весьма точно поняли замысел автора произведения. Сам Владимир Иванович писал так: «не сказки сами по себе были мне важны, а русское слово, которое у нас в таком загоне, что ему нельзя было показаться в люди без особого предлога и повода, – сказка послужила предлогом. Я дал себе задачу познакомить земляков своих сколько-нибудь с народным языком и говором, которому открывался такой вольный разгул и широкий простор в народной сказке». Даль весьма точно выбрал тот жанр, в котором русский язык можно было почувствовать живым, неиспорченным заимствованиями и чужеродными конструкциями.
Интерес к сказкам В. И. Даль сохранял на протяжении всей жизни: собирал, записывал, сохранял для потомков.
Далев подарок понравился поэту. В ответ он преподнес рукопись своей «Сказки о рыбаке и рыбке», надписав:
«Твоя от твоих!
Сказочнику казаку Луганскому –
сказочник Александр Пушкин».
«Пяток 1-й» читателям понравился. Взыскательный к себе и к другим литераторам А. А. Бестужев-Марлинский писал Н. А. Полевому 14 декабря 1832 года:
«Сказки Луганского стоят благодарности, хотя их достоинство всё в памяти издателя, но всякий ли умеет схватить народность? Всякий ли слепит из этого целое? Собственные вымыслы Луганского не очень удачны: эти похвалы русакам за насмешки над французами – куда больно изъездились! Солдатских сказок – невообразимое множество, и нередко они замысловаты очень. Дай-то Бог, чтобы кто-нибудь их собрал: в них драгоценный, первобытный материал русского языка и отпечаток неподдельный русского духа».
Сначала «Русские сказки» были благожелательно встречены не только простыми читателями, но даже критиками, близкими к правительственным кругам. «Северная пчела», «газета политическая и литературная», ежедневно выходившая в Петербурге (ее редакторами и издателями были Ф. В. Булгарин и Н. И. Греч), писала 18 октября 1832 года:
«В Сказках Казака В. Луганского находим мы воображение живое и творящее… Всё это украшено, без излишества и натяжки, пословицами, поговорками, шутками и прибаутками истинно Русскими… Содержание всех сих Сказок весьма заманчиво; и конечно, многие прочтут их, не отставая от книги, как сие случилось с Рецензентом».
Затем газета сообщала о том, где можно приобрести книгу: «Продается в С.П.Б. у А. Ф. Смирдина; в Москве у А. С. Ширяева; в Туле у г. Титова; в Киеве у г. Лапицкого; в Одессе у г. Клочкова».
В это время в столице случилось неприятное для стражей порядка происшествие. Некий бунтовщик в темное время суток бросил находившемуся в карауле у Екатерининского института солдату «революционную книжечку или прокламацию». Доложили императору. Тот повелел немедленно разыскать и арестовать смутьяна. Но найти его, несмотря на все старания, не удалось. Отвечающая за порядок в городе полиция стала думать, как ей выкрутиться, что доложить царю, и решено было виновником определить сочинителя «Русских сказок». 26 октября 1832 года А. В. Никитенко записал в свой «Дневник»:
«Новое гонение на литературу. Нашли в сказках Луганского какой-то страшный умысел против верховной власти и т. д.
Я читал их: это не иное что, как просто милая русская болтовня о том, о сем. Главное достоинство их в народности рассказа. Но люди, близкие ко двору, видят тут какой-то политический умысел. За преследованием дело не станет».
Действительно, уже на следующий день директор канцелярии Третьего отделения статс-секретарь А. Н. Мордвинов направил своему начальнику, шефу корпуса жандармов и главноуправляющему Третьим отделением «собственной его величества канцелярии» графу А. Х. Бенкендорфу письмо. На нем стоит дата: 7 октября 1832 года. Но, как установил В. И. Порудоминский, – это описка. Правильная дата: 27 октября 1832 года.
Прежде, чем познакомить читателей с этим письмом, расскажем об его авторе. Александр Николаевич Мордвинов директором канцелярии Третьего отделения был назначен 1 сентября 1831 года. Одним из первых его «достижений» на данном поприще стало действие, приведшее к закрытию журнала с красноречивым названием «Европеец», организованного Иваном Васильевичем Киреевским (что интересно, будущим славянофилом). Издатель привлек к сотрудничеству Е. А. Баратынского, В. А. Жуковского, А. И. Тургенева, А. С. Хомякова, Н. М. Языкова. Свои сочинения ему обещали давать А. С. Пушкин и П. А. Вяземский. Предполагалось, что журнал будет выходить ежемесячно. Однако увидели свет только два номера – в начале 1832 года. Толчок к закрытию «Европейца» дал А. Н. Мордвинов, написав анонимный донос на журнал, можно сказать, самому себе. Это обстоятельство, по всей видимости, не было тайной для его начальства. 26 апреля 1832 года чиновник (о нем А. И. Герцен в дневниковой записи, сделанной 8 апреля 1842 года, сказал: «…у нас почти нет инквизиции из убеждений (разве таков был Мордвинов, предместник Дубельта)»; а через полтора года написал: «…знаменитый шпион Мордвинов, управлявший III отделением») получил, видимо, приятное для него поручение – присутствовать в Главном управлении цензуры.
Следующим доносом А. Н. Мордвинова (на сей раз подписанным) стало упомянутое выше его письмо к находившемуся в Ревеле А. Х. Бенкендорфу, где говорилось:
«Наделала у нас шуму книжка, пропущенная цензурою, напечатанная и поступившая в продажу. Заглавие ее “Русские сказки Казака Луганского”. Книжка напечатана самым простым слогом, вполне приспособленным для низших классов, для купцов, солдат и прислуги. В ней содержатся насмешки над правительством, жалобы на горестное положение солдат и проч. Я принял смелость поднести ее его величеству, который приказал арестовать сочинителя и взять его бумаги для рассмотрения».
В своем докладе начальнику А. Н. Мордвинов «Русские сказки» В. И. Даля поставил в один ряд с «отвратительными известиями из Варшавы» и «опасным настроением умов в Нижегородских военных поселениях», написал о них сразу за сообщением об инциденте с «революционной книжечкой или прокламацией», подброшенной в темноте солдату, стоящему на посту у Екатерининского института.
Второй арест
В. И. Даля арестовали, вероятно, рано утром 27 октября 1832 года. Оставшиеся у книгопродавцев экземпляры «Пятка 1-го» тогда же были изъяты полицией.
Вот как о случившемся много лет спустя рассказала дочь нашего героя:
«Отца привезли в великолепную гостиницу… Отец лежал без сюртука, вдруг дверь к нему с шумом отворилась, и вошел Бенкендорф или Дубельт – не знаю, ибо, поминая об этом, отец всегда выражался “Бенкендорф – Дубельт…”. Генерал намекнул о каком-то пасквиле на императора, который ходил по городу и сочинителем которого сочли отца.
– Кто же будет моим судьей?
– Сам государь император будет вашим судьей!
– Знаю, что он наш общий судья, но не станет
