и не нарушает закон о непристойных публикациях, – в итоге «Автокатастрофа» вышла в английский прокат с пометкой «только для взрослых» почти на год позже, чем в других европейских странах.
Наконец, третья полнометражная киноадоптация произведения Балларда появилась в 2015 году, когда независимый британский режиссер Бен Уитли экранизировал не самый известный роман-катастрофу «Высотка» («High-Rise», 1975). Но то ли английские зрители за двадцать лет отрастили толстую шкуру, то ли Уитли просто не хватило обаяния и темной фантазии Кроненберга – история о жителях гигантского небоскреба, отрезанных в результате аварии от внешнего мира и погружающихся в первобытный мрак, не вызвала освежающего скандала и ничего не добавила к канону киноинтерпретации творчества классика.
Не исключено, что автор «Выставки жестокости» и «Автокатастрофы» был бы опечален таким прохладным приемом, хотя сам относился к «Высотке» без восторга. Однако этого мы уже не узнаем: Джеймс Грэм Баллард скончался от рака 19 апреля 2009 года, не оставив незавершенных дел и невыполненных обещаний.
15.11.2020
Харлан Эллисон: В океане времени
В пыли забвения
Если верить байке, которую любил рассказывать Харлан Эллисон, в 1954 году профессор Шедд, преподававший английский язык и литературу в Университете Огайо, напророчил ему, своему студенту, что тот «обязательно утонет в пыли забвения, заслуженно позабытый любителями и знатоками правильно сконструированных литературных текстов».
В ответ на этот крик души двадцатилетний Харлан послал почтенного мэтра к такой-то матери, собрал вещички и, весело посвистывая, отправился навстречу славе – покорять литературный Нью-Йорк.
Между тем пророчество профессора сбылось – пусть не сразу и не так, как можно было ожидать. Эллисон скончался в июне 2018 года, во сне, несколько лет пролежав в параличе на старом водяном матрасе в своем лос-анджелесском доме, полуразрушенном землетрясением. В последние годы он почти не писал, мало переиздавался и отказывался встречаться со старыми друзьями. В 2010-м он получил свою последнюю крупную жанровую награду, премию «Небьюла», за рассказ «Человечек? Как интересно!» – но скорее по инерции, «по совокупности заслуг»: в отличие от произведений Филипа Дика и Урсулы Ле Гуин, Дж. Г. Балларда и Майкла Муркока его книги оказались невостребованы читателями начала XXI века. Дела пошли на лад лишь после кончины автора, когда за раскрутку потускневшего бренда взялся режиссер Дж. М. Стражински, близкий товарищ и официальный душеприказчик Эллисона. Но это скорее история о высоком профессионализме голливудского продюсера, чем о внезапном пробуждении интереса к творчеству покойного фантаста.
Не то чтобы Эллисон не предвидел такой поворот событий – скорее наоборот: дурные предчувствия преследовали его годами. Еще в 1990-м, на пике славы, он писал в предисловии к сборнику Дэна Симмонса «Молитвы разбитому камню»: «Для меня все это важно, но после моей кончины… мир обо всем забудет. Награды и премии, легендарные похождения, расточительная любовь… все туманится в зеркале, зеркало укутывают белым покрывалом и убирают с глаз долой вместе со старинной мебелью, которую однажды, когда-нибудь зябкой ночью, рубят на дрова. И кто тогда скажет, что было важным для человека при его жизни, что стоящего он успел сделать?
Лишь по чистой случайности и очень немногое может избежать забвения в океане времени»[24].
По большому счету у писателя (и художника в широком смысле) есть два способа не кануть в Лету безвозвратно и избежать ловушки забвения. Можно попробовать завоевать сердца миллионов, снискать пусть недолгую, но оглушительную славу, от которой лопаются барабанные перепонки, – или наоборот: произвести впечатление на немногочисленных, но влиятельных знатоков и ценителей, отколоть такой номер, который они не забудут даже на смертном одре. На своем веку Эллисон опробовал оба способа, балансируя между массовым и элитарным, между искусством для народа и искусством для узкого круга, – и одно время казалось, что преуспел.
Смести корифеев на обочину
Свою карьеру Эллисон начинал как образцовый американский фэн 1950-х, любитель фантастики с большими амбициями и некоторым творческим потенциалом. Издавал фэнзин, мотался по конвентам, часто зависал на несколько месяцев у сердобольных друзей-фантастов, перебивался случайными заработками в палп-журналах – порой весьма далеких от НФ. Его первой публикацией в профессиональном издании стал текст, не имеющий никакого отношения к фантастике и, что называется, «основанный на реальных событиях», – опус «Я связался с подростковой бандой!», напечатанный в августе 1955-го в журнале с говорящим названием «Дно» («Lowdown») под измененным редактором заголовком «Сегодня – молодая шпана! Завтра – что?». Первый НФ-рассказ Эллисона, «Светлячок», вышел только через несколько месяцев, в февральском номере журнала «Infinity» за 1956-й. Такой двойной дебют – если, конечно, не считать миниатюр, печатавшихся с 1949 года в журнале «Cleveland news» и публикаций в юмористическом журнале Университета Огайо (сам Эллисон предпочитал о них лишний раз не рассказывать).
Несмотря на отсутствие формального высшего образования, он хотел и умел учиться – по крайней мере, учиться писать все лучше и лучше, изобретательнее и тоньше. К тому же на протяжении всей литературной карьеры Эллисона преследовал неодолимый зуд соперничества, желание непременно кому-то что-то доказать, уесть, утереть нос, припереть к стенке. Это относилось не только к пресловутому профессору Шедду, но и к редакторам, критикам, коллегам по цеху, ко всем скопом и каждому по отдельности. В предисловии к рассказу «У меня нет рта, а я хочу кричать» Эллисон признавался: «В 1965 году в Милфорде я решил написать и предложить присутствующим корифеям рассказ взрывной мощи, который смел бы их на обочину… Я знал, что это не проходная вещь, и готов был упиваться восхвалениями тех, кто до этого момент стоял выше меня»[25]. Звучит как типичный жизненный план задиристого подростка, но если вдуматься, не худшая мотивация – во всяком случае, если этот юношеский максимализм действительно помогает писателю расти над собой.
Эллисон довольно быстро освоил дежурные трюки, которые были в ходу в американской фантастике второй половины 1950-х, и научился пачками выдавать рассказы о космических рубежах («Спасблок» / «Life Hutch», «Ночной дозор» / «Night Vigil», «Даже нечем подкрепиться» / «Nothing for My Noon Meal»), путешествиях во времени («Солдат» / «Soldier») и кровожадных пришельцах («Только стоячие места» / «S.R.O.»). Но вечно оставаться одним из безымянных райтеров, усердно заполняющих своими сочинениями страницы палп-журналов, он не собирался – и удивительным образом его чаяния совпали с запросами эпохи, когда казалось, что мир меняется на глазах.
Подлинная мера успеха
Харлан Эллисон начал с малого. В самых успешных его текстах 1960-х – рассказе «“Покайся, Арлекин!” – сказал Тиктакщик» («“Repent, Harlequin!”