Рожденный из лотоса Брахма владел этим луком,

Что в битве пугает врагов оглушительным звуком.

Он тысячу лет был оружьем бессмертного бога,

И смахивал голос гандивы на рев носорога.

Божественной мощью дивя, ослепляя сияньем,

Отважного Арджуны сделался он достояньем.

А лук Бхимасены, что Партхе приходится братом, —

Вон тот, равнобокий, с чеканным златым перехватом.

На грозном оружии, на стороне его тыльной,

Слонов золотых разместить приказал Многосильный.

Златых светлячков мириадами лук превосходный

Велел изукрасить Юдхиштхира порфирородный.

А Накула юный, три солнца на луке носящий, —

Его обладатель, сын Мадри великоблестящий.

Царевич, последним ты снял с огненосного древа

Оружье, что спрятал в зеленых ветвях Сахадева!

Затейливо выложил мастер на луке горбатом

Узор из кузнечиков черным сандалом и златом.

Лишь Арджуна смелый такой наделен благодатью,

Что в силах поднять этот меч со златой рукоятью,

Чей острый булат, с головою лягушки, готовый

К сраженью, покоится в ножнах из шкуры тигровой.

А меч с колокольцами дивный — оружие Бхимы.

Как солнце, сияет клинок его неумолимый.

А это — Юдхиштхиры меч. Он до блеска отточен —

Не сыщешь зазубрины! Грозный булат его прочен.

Клинок, рукоятку и ножны из кожи воловьей

Сработало славно умельцев нишадхских сословье.

Булат в черепаховых ножнах, закалки чудесной,

Оттенком и впрямь синеве не уступит небесной.

Им Накула горд, как своим близнецом неразлучным.

Зато Сахадева мечом обладает двуручным.

Увесистый, гладкий клинок не боится удара

И в ножнах лежит позлащенных, блистающих яро.

На дереве шами отважные ашвинов дети

Доселе таили мечи несравненные эти».

Любуясь оружьем, исполненным блеска и славы,

Уттара спросил: «Где скрываются ныне пандавы?

И где пребывает, скажи, если ты с ними дружен,

Царевна Панчалы, прекраснейшая из жемчужин?

Она с проигравшими в кости свое государство

В леса удалилась, терпя добровольно мытарства».

«Далёко искать нам с тобою пандавов не надо.

Я — Арджуна! — молвил Уттаре в ответ Бриханнада.

— Юдхиштхира — в кости с Виратой играющий Канка,

Меж тем как царевна Панчалы — сайрандхри, служанка.

Ты помнишь, Врагов сокрушитель? Убитым наутро

Был найден желавший ее соблазнить Сутапутра.

Могучего Бхиму увидишь на кухне дворцовой:

Он — повар Баллава, что славен стряпней образцовой.

Отважного Накулу, нашего младшего брата,

Поставил конюшим твой славный родитель, Вирата,

Поверив при этом его близнецу Сахадеве

Свой скот, находившийся в каждом загоне и хлеве.

А доблестный Накула и Сахадева удалый

Теперь прозываются Грантхикой и Тантипалой».

«Я верю тебе, но привел ты в разброд мои мысли.

Врагов истребитель, свои имена перечисли!

Ведь их существует не меньше десятка в Подлунной!» —

Учтиво промолвил царевич прекрасный и юный,

«Ты прав! Я зовусь Дхананджаей, Бибхатсу, Пхальгуной,

Притом Шветавахана я, и Киритин, и Джишну.

Но, будучи смуглым, еще откликаюсь на Кришну.

Природой самой оберучно метать предназначен

Я стрелы. За это прозвали меня Савьясачин.

И Арджуной (Ярким) — тебе это имя известно, —

Боритель изрек, — величают меня повсеместно».

«Отныне, — воскликнул Уттара, — я твой колесничий,

И волю твою выполнять повелел мне обычай!

О Арджуна! Меч обнажи со златой рукоятью

И белых коней четверню с горделивою статью

Мне гнать прикажи; я не дрогну пред вражеской ратью».

Ему Венценосный ответствовал, полон приязни:

«Врагов сокрушитель! Не вижу причин для боязни.

В боях искушенный, разумнейший отпрыск Вираты!

Мы скот отвоюем, и вспять побегут супостаты.

О матсьев правитель предбудущий, златовенчанный!

Спеши приторочить к моей колеснице колчаны.

Ее золотое сиденье — теперь твоя крепость.

Охраной послужит ей Арджуны мощь и свирепость.

Когда загремят, барабанам подобно, ободья,

Не трусь, мой прекрасный, натягивай крепче поводья!»

Воскликнул царевич: «Я только юнец маломудрый!

Ты — Индра в бою или Кешава ты дивнокудрый?

За что немужская природа тебе воздаянье?

Иль в жизни минувшей свершил ты худое деянье?

Откуда у воина женоподобная внешность?

Ты, может быть, в прошлом рожденье утратил безгрешность?

Ответь, бранолюбец, откуда взялась эта кара?

Ты — Шива, носящий трезубец? — промолвил Уттара.

— Иль ввел в заблужденье меня Шатакрату всевластный,

Что, странствуя, вздумал придать себе облик двуснастный?»

«Царевич, я вовсе не евнух, — изрек Савьясачин. —

Мне волею старшего брата искус был назначен.

Суровый обет соблюдал я в течение года,

Хотя воздержанья не терпит мужская природа».

Ответил Уттара: «Ни гордый властитель престола,

Ни доблестный воин не могут быть среднего пола.

Твоя благосклонность, Врагов устрашающий лучник,

Отвагой мне душу наполнила. Я — твой сподручник!

У лучших мужей обучаясь искусству возницы,

Коней четверню я сдержу напряженьем десницы.

Сын Кунти! Мне на руку это уменье: похоже,

Что Даруку я превзошел бы и Матали тоже!

Твоей колесницею с дышлом тройным из бамбука

Достоин я править, Владетель ревущего лука!

Пристегнутый к правому дышлу скакун твой ретивый

В неистовом беге сравнится с двужильным Сугривой.

А конь супротивный, — побежкой отменною славен

И с облаком схож, — Мегхапушпе волшебному равен.