2. Раздать их перед интервью.

3. Таким образом, мы получим более разнообразные вопросы и сможем ответить на них с должной искренностью.

Но не приведет ли подобная тактика к потере интереса?

Тогда можно дождаться начала интервью и, как только прозвучит очередной избитый вопрос, молча протянуть копию статьи прямо под нос интервьюеру.

А вопрос следующий: «Как родилась идея о так называемой трилогии о мести (Vengeance Trilogy)?»

Как и все другие авторы в мире, я, планируя свою новую работу, в первую очередь опираюсь на ее связь с моим предыдущим фильмом. Анализирую, чем она связана с ним, а чем – отличается.

Давайте сначала рассмотрим дело с точки зрения взаимосвязи. Фильм «Сочувствие господину Месть», открывающий трилогию, был следующим произведением после «Объединенной зоны безопасности», в которой раскрывается проблема разделения Корейского полуострова, и здесь я задался целью затронуть вопрос социального неравенства внутри Южной Кореи. Мне хотелось последовательно изучить две крупнейшие общественные болевые точки, которые беспокоят умы корейцев. Хотите – верьте, хотите – нет, но эти два фильма образуют пару. Бесконечно разные, они тем не менее являются картинами-сестрами. Ведь даже непохожие друг на друга, сестры остаются сестрами.

Критерием выбора «Олдбоя» безоговорочно стал Чхве Минщик. Я уже имел честь дважды работать с одним из двух величайших актеров в истории корейского кинематографа, и теперь весь мой фокус был направлен на встречу со вторым. Абсолютно уверен, что любой режиссер поступил бы так же: как только продюсер сообщил, что есть вероятность кастинга Чхве Минщика, я, даже не дочитав оригинальный комикс, тут же вцепился в этот проект. И вот я, вслед за Ким Джиуном, Сон Нынханом и Кан Джегю, вступил в клуб самых удачливых кинорежиссеров Кореи. Эти две картины в полной мере посвящены двум величайшим актерам нашего времени, и их также можно считать картинами-сестрами. Сон Канхо и Чхве Минщик – словно Каин и Авель, столь же непохожи, но при этом по-прежнему остаются братьями.

И «Сочувствие господину Месть», и «Олдбой» создавались с удовольствием, а один из них даже был коммерчески успешен и имел неплохие сборы в прокате. Тогда я обнаружил, что последовательно сделал два произведения о мести… И конечно же, когда я заглянул внутрь себя, то понял, что переизбыток гнева, ненависти и насилия в этих двух картинах отравил мою душу, превратив ее в засушливую пустыню. Мне хотелось бы сказать, что тогда я отказался от этих негативных чувств – как это было бы замечательно! Однако на самом деле я принял решение, что мне нужны более утонченный гнев, изысканная ненависть и деликатное насилие. Родилась идея создать историю о мести как акте искупления, совершенном человеком, стремящимся к спасению своей души. Так появился фильм «Сочувствие госпоже Месть».

А теперь поговорим о различиях с моими предыдущими работами. В «Объединенной зоне безопасности» было много перестрелок, требовались громадные декорации, там много действующих лиц, запутанный сюжет, и, что немаловажно, этот фильм все же был немного сентиментальным. Следует сказать, что именно поэтому «Сочувствие господину Месть» было таким простым, тихим и черствым. Я сознательно стремился к минимализму. Мне настолько хотелось сократить количество реплик, что одного из двух главных героев я сделал немым. А потом мне это наскучило, и «Олдбой» вышел таким, какой уж он есть. От «фильма-минималиста» к «фильму-максималисту». Эстетика излишества. Ведь это уже был фильм не Сон Канхо, но Чхве Минщика, не «фильм льда», но «фильм пламени».

Но – о, ужас! – вскоре я обнаружил роковой недостаток. Проблему, связанную с женщиной. Оглянувшись назад, я понял: с момента дебюта структура всех моих фильмов была одинаковой – двое мужчин и одна женщина. На фоне борьбы двух мужчин внутренний мир женщины неизбежно оставался в тени. Особенно остро это проявилось в «Олдбое», где главная героиня в конечном счете просто исчезает, так и не узнав всей правды. Я изо всех сил пытался исправить сценарий, но все было тщетно. Ощутил предел своих возможностей. Бросив ручку, я, в ходе воображаемого диалога с самим собой, твердо решил: «В следующем фильме главной героиней обязательно будет женщина!» – «А что будет делать главная героиня?» – «В кино женщина – главная героиня занимается лишь одним – она проучит мужчин!» – «Как следует?» – «Как следует!» – «А за что она хочет их проучить?» – «Женщины не причиняют вреда понапрасну. Она поступает так, потому что человек это заслужил». – «То есть мужчина провинился? Тогда… Это, что, получается месть?» – «Именно!» – «Опять?!» – «Какая разница. Заодно появился повод назвать это трилогией». – «Тогда какая актриса согласится сыграть такую страшную роль?» – «Хм… Даже не знаю… Кто бы это мог быть?»

Так родился фильм «Сочувствие госпоже Месть».

«Сочувствие господину Месть» | 복수는 나의 것

Интервью | 인터뷰

– Почему в этом фильме так мало реплик?

– Потому что в прошлом фильме я пережил слишком много интервью.

На самом деле я написал сценарий «Сочувствия господину Месть» еще до создания «Объединенной зоны безопасности». Однако я думаю, что выбор пал именно на этот сценарий среди множества других по причине синдрома чрезмерного количества интервью. А после многочисленных правок даже редкие реплики, имевшиеся в сценарии, и те в конце концов исчезли, и все по той же причине. Некоторые критики позитивно отмечали в этом фильме именно сдержанность, однако в этом нет моей заслуги. Это получилось благодаря журналистам, которые заставляли меня так много говорить во время предыдущего проекта.

Допустим, я приехал на Берлинале. Я встречаюсь с журналистами из самых разных стран – от Дании до Чили. Проходя через тридцать интервью в день, я начинаю ощущать себя музыкальным автоматом. Журналист, вложивший в меня монетку, бросает вопрос, словно выбирает трек. «Съемки действительно проходили в Пханмунчжоме[139]?» Тогда я даю запрограммированный ответ, словно исполняю песню: «Ох, товарищ журналист… Если бы это было возможно, то, наверное, необходимости снимать подобный фильм не было бы. А вы что думаете?»

А еще фотографии. Сегодня, когда редакционный дизайн корейских печатных изданий становится все более изощренным, коммерциализация распространилась даже на кинорежиссеров, практически не бывает случаев, когда выпускают только фотографию сидящих за столом и беседующих людей. Даже солидные ежедневники требуют изобразить момент творческих мук, например стоя под уличным фонарем и закуривая сигарету. Любой режиссер, который хотя бы раз сталкивался со сложностями из-за непослушных актеров или команды, обычно беспрекословно выполняет подобные приказы. И поэтому однажды мне тоже пришлось поднять руку, указывая куда-то за горизонт, и загадочно улыбаться, сохраняя предложенную позу.

Но все же самое мучительное – это разговоры. Журналисты не спрашивают: «По какой причине в «Сочувствии господину Месть» вы сделали похитителя глухонемым?» Вместо этого они интересуются: «В «Сочувствии господину Месть» вы сделали похитителя глухим, чтобы метафорически выразить его разрыв с миром и, в более глубоком смысле, невозможность коммуникации как таковой?» Как же это мучительно. Не из-за того, что это неправда. Очень не нравится, когда магия искусства заключается в подобные идейные рамки. Ведь удивительную игру Щин Хагюна, его изображение глухонемого нельзя определить просто этими словами. И тем не менее предположения журналистов не ошибочны, поэтому я поневоле произношу: «Ну… да…»

Спустя три дня в газетах или журналах появится следующий текст.

Журналист: – Почему вы сделали похитителя в «Сочувствии господину Месть» глухонемым?

Режиссер: – Это метафорическое выражение его разрыва с миром, а в более глубоком смысле – невозможность коммуникации как таковой.

Эти устаревшие выражения, шаблонные идеи, банальные интерпретации! На самом деле анализ журналистов и критиков, который они делают на свое усмотрение, именно поэтому полезен и интересен. Но когда режиссер открывает рот и раскрывает так называемое «намерение постановки», это воспринимается как окончательная интерпретация, следовательно, в этом нет никакого интереса. Это как если бы на бескрайнем поле различных интерпретаций поставить забор