Рассмотрев снимки, я отправил Натана на МРТ, чтобы проверить состояние спинного мозга. Сломанные позвонки и их обломки могли повредить или вовсе порвать его. То, что какой-то осколок давил на спинной мозг, было ясно. Скорее всего, Натан больше никогда не сможет ходить.

Состояние пациента было очень тяжелым. Он долгое время пролежал на полу в неподвижности, и это привело к рабдомиолизу – острому некрозу скелетных мышц. Вы даже не представляете, какую опасность таит в себе долгое и неподвижное лежание на полу. Если вы лежите на твердом деревянном полу двенадцать часов, двадцать четыре часа или, упаси Боже, три дня, мышцы начинают сдавать. Клетки постепенно умирают, выбрасывая токсичные белки в кровоток. Белок скапливается в почках. Поскольку у Натана не было воды, чтобы вымыть этот белок, почки у него тоже начали отказывать. Так запустилась цепная реакция. Его организм стремительно разрушался.

Я велел сестре поставить Натану капельницу с физраствором и ввести обезболивающие, а сам пошел звонить хирургу-травматологу в больницу в девяноста милях[12] от нашей. Снимки Натана мы отправили по электронной почте.

– Операцию ему делать не стоит, – сказал хирург. – Ему уже девяносто четыре года. Сделайте ему гипсовый корсет.

Я объяснил, что Натан находится в отличной физической форме. Всего три дня назад он вел более активный образ жизни, чем большинство сорокалетних.

– Молодых людей в его возрасте не бывает, – отрезал хирург. – Мне жаль, но я ничего не могу сделать. Корсет, постельный режим и реабилитация. Вообще-то он сказал гораздо больше, но только это было важно.

Почти два часа ушло на обследования и анализы. Натан постепенно приходил в себя после физраствора и обезболивающих. Я загрузил снимки его позвоночника на компьютер рядом с кроватью. Натан смотрел на них, ничего не спрашивая и не перебивая, пока я показывал снимки поврежденного позвоночника и объяснял, что он никогда больше не сможет ходить.

Я изо всех сил старался говорить ободряюще.

– Мы сделаем вам корсет, это разгрузит позвоночник. Пару месяцев придется провести в санатории, а потом мы организуем что-то еще…

– Но я никогда не смогу ходить? – Натан пристально посмотрел на меня.

Я отрицательно покачал головой.

– Вы на сто процентов уверены?

– К сожалению, да, – тихо пробормотал я.

Он кивнул.

Я ждал ответа, но Натан молчал.

– Наша задача – привести вас в состояние, когда вы сможете пользоваться инвалидным креслом, – продолжал я. – И тогда…

Натан поднял руку, делая мне знак замолчать.

Я остановился.

– Или? – сказал он.

– Что или? – не понял я.

– Ваша задача – довести меня до состояния, когда я смогу пользоваться инвалидным креслом, или…

– Операцию сделать невозможно, – повторил я.

– Вы это уже говорили.

Боль подступила неожиданно. Натан дернул подбородком, закрыл глаза и заскрипел зубами. Он сильно побледнел. Я ввел ему еще обезболивающее и стал ждать, когда оно подействует. Когда это произошло, лицо Натана блестело от пота.

– Я спрашиваю, какие у меня есть варианты?

Я хотел сказать ему, что все будет хорошо. Что он поправится. Что у нас есть способы и средства сделать что угодно для каждого. Но я не мог. Я до сих пор не знаю, что мы могли бы сделать для старика со сломанным позвоночником.

– Других вариантов нет, – тихо повторил я.

Натан сделал глубокий вдох и шумно выдохнул.

– Могу я отказаться?

– От чего отказаться?

– Отказаться от всего. Просто отказаться и уехать домой?

Он с трудом вытер пот с лица.

Я был поражен. Я не мог найти нужных слов.

– Я могу вызвать вам социального работника и договориться о сиделке. Вам необходим круглосуточный уход. Это…

– Вы понимаете, что я говорю не об этом.

Я отступил.

– Я не могу отправить вас домой умирать в одиночестве, Натан. Если, конечно, вы спрашивали об этом.

Он посмотрел прямо на меня.

– То есть я должен пару месяцев пролежать в собственном дерьме, пока не умру от пневмонии?

Честно говоря, именно это его и ждало. Именно так мы поступаем с людьми в его положении. Можете сколько угодно притворяться, что это не так. Можете твердить себе, что мы отправляем таких, как Натан, в дом престарелых, или, если у них куча денег, домой под круглосуточный присмотр сиделок, с обезболивающими и катетерами, чтобы им не пришлось лежать в собственной моче. Но на самом деле все не так. И правда бывает весьма неприглядной.

Я не мог сказать этого вслух. Я отступил еще на шаг.

– Почему бы вам не поговорить с социальным работником? Может быть, мы найдем выход, который вас устроит.

Через двадцать минут сверху спустилась Анита. Она провела с Натаном два часа. Она входила и выходила из палаты, куда-то звонила, что-то писала. Она безуспешно пыталась найти друга или родственника, который мог бы обеспечить ему круглосуточный уход дома. Но никого не нашлось. Натан был совершенно одинок.

– Он не может поехать домой, – сказала Анита.

Я оторвался от компьютера и повернулся к ней.

– Во-первых, у него нет никакой страховки. Жена его умерла очень давно, и он так и не возобновил страховку. Ему придется продать свою ферму, чтобы заплатить за домашний уход, – она вытащила какой-то листок. – Сейчас уборочная, а потом ему придется расплачиваться по кредитам. Но сделать этого он не сможет. И, кроме того, у него нет семьи. У него был сын, но он погиб, упал с лошади. Если бы у него был кто-то из родственников, все могло бы – только могло бы – быть иначе. Но у него никого нет. Совсем никого.

Я откинулся в кресле и забарабанил пальцами по столу.

– И что мы можем сделать?

– Я могу отправить его в дом престарелых, если он продаст часть фермы, чтобы оплачивать уход.

Анита закусила нижнюю губу – она всегда так поступала, когда хотела еще что-то сказать.

– И? – спросил я.

Она слегка покраснела.

– Они действительно не могут вылечить его спину?

Я покачал головой.

– Не в девяносто четыре и не в его состоянии после падения.

Анита скрутила бумаги в тугую трубку.

– Он сказал мне, что всегда больше всего боялся оказаться прикованным к постели и беспомощным.

Я потер щеку, пытаясь хоть что-то придумать.

– Не знаю, что еще мы можем сделать?

– Хоспис? – предложила Анита.

– Перелом позвоночника – это не смертельно.

– В его случае – смертельно. Но там этого не поймут.

Бумаги в ее руках задрожали. Мы ничего не могли сделать, и она это знала.

Анита вздохнула и поднялась.

– Бедняга. Сообщи мне, когда