А были годы, когда земля отвергала любое семя. Она покрывалась такой твердой коркой, что ее приходилось разбивать каблуком, чтобы добраться до мягкой почвы. В такие годы растить пшеницу было все равно что пытаться выжать воду из ведра с песком.

И над всем этим царила ферма, холмы, сама земля. Натан посмотрел на приоткрытое окно над кроватью. На улице все еще было очень темно, он не мог разглядеть поля. Слишком темно, чтобы видеть пшеницу. Да ему и не обязательно было видеть. За девяносто четыре года поля, ферма, пшеничные колосья, покрывавшие каждый квадратный дюйм земли во всех направлениях, стали его частью, его плотью и кровью. А может быть, даже больше.

Натан мог закрыть глаза и почувствовать каждый изгиб своей земли, как люди чувствуют изгибы собственных плеч или коленей.

Сегодня нужно много сделать. Он мысленно перебрал список работников. Чтобы убрать урожай на трех тысячах акров, требовалась целая армия. После завтрака он вызовет управляющего, Пабло, и убедится, что все готово к началу уборки.

Натан наклонился и дотянулся до пальцев ног. Сегодня нужно проверить все комбайны и грузовики. Завести их, убедиться, что все они заправлены, что готово и все оборудование, и люди.

Он сделал шаг назад, все еще думая о делах. Правая пятка попала на шар гантели, скрытой в темноте. И он начал падать назад. Девяносто четыре года передачи сигналов по нейронам не прошли даром для нервной системы. Реакции были уже не те.

Да и времени на реакцию не оставалось. Не за что ухватиться. Невозможно замедлить падение. Он резко сел на пол. Сначала с досками соприкоснулись его ягодицы, а потом он рухнул всем телом, и деревянный пол застонал.

В спине вспыхнула Хиросима боли. Боль была настолько сильной, что весь мир перестал существовать. Он рухнул на спину, и изо рта вырвался крик. Натан с глухим стуком ударился головой и замер. Двигаться он не мог. Мог лишь дышать, с шумом глотая воздух, стараясь не потонуть в океане боли.

Прошло полчаса. Шок падения стал понемногу отступать. Дыхание вернулось в норму. Боль ослабела – она отступала постепенно, и вот он уже смог мыслить здраво. Если не шевелиться, то боль почти терпима.

За окном посветлело. Прокричал петух. Раздалось утреннее щебетанье птиц. Пшеница в полях покрылась росой. Запах сохнущей влаги наполнил воздух. Натан вдыхал знакомый аромат, лежа на спине и пытаясь понять, что ему делать.

Луч солнца осветил подоконник, потом залил всю спальню – неубранную постель, пару расшнурованных ботинок, выгоревшие рабочие штаны и красную фланелевую рубашку, аккуратно сложенную на столе, где он оставил ее прошлым вечером.

Пройдет три дня, прежде чем кто-то придет. Натан смотрел на потолок и судорожно думал. Похоже, со спиной произошло что-то ужасное – он совсем не чувствовал ног. Он сделал глубокий вдох и поперхнулся. В воздухе распространился запах мочи. Натан понял, что мочевой пузырь отказал. Он выругался.

Какое-то время он боролся. Он пытался заставить себя двигаться силой воли, силой желания, собственной мощью, но не продвинулся ни на дюйм. Каждое движение причиняло мучительную боль. Ему стало так плохо, что он просто вытянулся на деревянном полу, обливаясь потом. В спине пульсировала боль.

Три дня. Три дня до уборки урожая. До этого времени никто не придет. Он попытался вспомнить, сколько человек может прожить без воды и пищи.

Похоже, недолго.

На улице заворковала горлица. Звук наполнил комнату. Натана охватила невыносимая тоска, настолько сильная, что он забыл даже о боли.

Ну почему он не мог упасть на улице. На своей земле. Чтобы видеть пшеницу и небо, чтобы впиться пальцами в землю и почувствовать ее за волнами жгучей боли в спине.

Тоска накрыла его с головой. Казалось, огромный крюк для туш впился в центр груди и пытается вытащить его за дверь, на родные поля. На его землю.

– Я знаю, – шептал Натан полям. – Я знаю.

Это было плохое место, чтобы закончить девяносто четыре года жизни. Под крышей, в четырех стенах. Но он ничего не мог сделать.

Слишком поздно.

Он оказался в ловушке.

* * *

Через три дня я встретился с Натаном Джеймсом.

– Девяносто четыре года, обнаружен на полу, неизвестно, сколько времени он там провел. – Медик сосчитал до трех, и мы переложили Натана на каталку. – Жалобы на острую боль в спине. Ногами двигать не может. Больше мы ничего не знаем.

Медик скорой помощи отступил.

Я представился и принялся отстегивать Натана от доски. От него пахло мочой, экскрементами и потом. Я приложил руку к груди – кожа была холодна, как лед.

– Натан, вы в приемном покое, – сказал я.

Он издал невнятный звук, но не пошевелился.

Я приступил к осмотру, чтобы определить характер травм. Поразительно, что человек в девяносто четыре года сохранил такое тело, поджарое и мускулистое, словно у борзой, которая может бежать без устали. Если бросить миллион человек посреди Сахары без пищи и воды, то только он один через полгода выйдет оттуда, загоревший дочерна и улыбающийся, полный сил и жизни. Видеть такого человека обмочившимся, пристегнутым к доске – все равно что видеть великое произведение искусства в мусорном баке. Я точно знал, что Натан чувствует то же самое.

– Можете пошевелить ступней? – спросил я.

Натан напрягся, но ступни не шевелились. Почти мгновенно он застонал, словно его ударили под дых. По телу прошла волна спазмов, и лицо его исказилось от боли.

Это мне не понравилось. Я положил руку ему на плечо.

– Печально… Не шевелитесь, пожалуйста.

Натан не обратил внимания на мои слова. Он боролся с собой, пытаясь вернуть дыхание в норму и справиться с болью.

Мне не требовалось долго осматривать пациента, чтобы понять, что его парализовало ниже пояса. Знает ли он, что ему предстоит.

Я приблизился к компьютеру на стойке и вошел в систему.

– Натан, я введу вам обезболивающие и физраствор. Нужно сделать снимки вашей спины, чтобы понять, что произошло.

Я оглянулся, чтобы понять, слышал ли он меня. Если Натан и слышал, то никак не отреагировал.

КТ показала то, что я и предполагал. Перелом позвоночника. Позвоночник несет весь вес нашего тела, а когда кости получают чрезмерную нагрузку, они ломаются.

Когда Натан при падении резко сел на пол, вес верхней части тела обрушился на нижний отдел позвоночника, и кости не выдержали. Девяносто