И вот какой у меня получился субъективный вывод. Не то чтобы не все, а пожалуй что не более половины профессоров МГУ тянули на высочайшее звание — профессор МГУ.

На нашем факультете, философском, таких было просто мало.

Я не знаю, да не очень и хочу узнать скрытые механизмы, как в такие профессора попадают и остаются. Но когда-то в кухонном разговоре какой-то знакомый, выдающий себя за специалиста, сказал мне, что кремлевская, самая престижная в стране поликлиника — отнюдь не самая лучшая в профессиональном смысле. Туда врачами попадают совсем не по таланту, а гораздо более надежным образом, по блату. Кормушка, ко всему хорошему близко, о плохом предупредят, кто может — упустить нельзя. Знатное место. Конечно, кое-кто там именно по таланту, по результатам творческого труда, по публичному, в том числе и международному, признанию, но редко. А попав туда и утвердившись в свою наступившую очередь, начинает родичей и свояков протаскивать, пристраивать, окружать.

Не знаю, не лечился.

Подобные механизмы действовали, видимо, и у нас, в другом сладком-масляном месте, в престижнейшем вузе страны, в МГУ. Кого туда брали? Я уж не говорю о прописке, отсутствие которой отсекало огромный процент способных соискателей. По родству. Целые династии. От деда к отцу и внукам, каждому по собственной кафедре. Могу фамилии назвать, но кому интересно и так знают.

Кольцевая порука, система взаимопомощи. Ты здесь моего племянника пристрой, а за это я твою жену приму в другое престижное заведение.

Один завкафедрой взял девушку, которая разрешила ему себя взять. За спиной у них шептались, ругались, шипели, пыхтели, а дело сделано. Есть новая профессорша всемирно великого университета. Не тянет? Смотря что, а то вполне тянет.

Наконец, наиболее честный, трудовой путь. Вот аспирант, может, не семи пядей, но получше соучеников. И работа серьезная, ясно, что и с докторской со временем справится. И как человек хороший. Национальность, прописка, партийность — все как полагается. И место есть. И берут. А у него дефект речи, исключительная стеснительность и робость. Нет умения убеждать, быстро находить аргументы. Нет обаяния.

А ведь профессор — это не просто ученый, как многие считают, он обязан внятно изложить предмет незнающим его, научить их и, если удастся, своими проблемами озадачить и соблазнить, увлечь и вдохновить. А это далеко не всем профессорам дано.

Выработали, понимаешь, усредненный образ преподавателя вуза, профессора. Как должен выглядеть хороший преподаватель МГУ, например?

Высокий, стройный, подтянутый. Для образцового преподавателя допустима седая прядь. Ну в общем, хороший преподаватель выглядит так же, как и образцовый прораб, актер, адвокат, сталевар, инженер, стахановец — смотри плакаты советских времен. Как должен говорить хороший лектор? Речь его должна быть плавной и ровной, «говорит как пишет», а предмет должен излагаться последовательно, логично, без пропусков и перескоков. Говорить гладко и складно, без словесной шелухи, всяких там «вроде», «так сказать», «значит», тем более без посторонних звуков: всхлипов, свистов. Грамматические, как и стилистические, огрехи не-до-пу-сти-мы.

Лучше всего прямо читать заверенный цензурой текст. Многие так и делали. Образцовый лектор может иногда оторваться от своих конспектов и сделать небольшое отступление патриотического характера с выражением намерений верноподданнического характера.

Короче, если в десятибалльной системе оценивать, то округленно средняя оценка профессора МГУ будет вовсе не десять, как надлежит быть, а, скажем, восемь и две десятых. В худших случаях — около шести.

А в провинции можно было найти и получше, таких, у которых зашкаливало за десять.

Я вот, например, работал в провинциальном Томске.

Философия В СССР

Сделаю сразу чудовищной силы обобщение. Семьдесят лет советской философии. Несколько академических институтов, несколько учебных факультетов в лучших университетах, штук десять академиков, в каждом, даже захудалом вузе хоть одна кафедра, три тысячи докторов этих прохиндейских наук (представления не имею сколько, но три тысячи звучит убедительно), несколько дивизий кандидатов, доцентов и… ничего.

Каждый год тысячи томов псевдофилософских измышлений, включая сборники аспирантов. Дефицит туалетной бумаги был бы полегче, если бы пускали прямо по назначению.

Философские проблемы не решаются, но хоть бы сформулировали какой новый вопрос. После перестройки весь научный коммунизм, а это едва ли не треть, просто закрылся, переквалифицировали в политологию, которая не рассматривалась как возможность.

Дело не в бумажных рублях — зарплатах, сколько умо-часов было зазря, на пустоту глупую израсходовано. Сколько банкетов после защит. Защит, прошу прощения, чего? Сколько бумаги извели. Булгакова бы лучше издали.

Еще диалектическая логика, марксистско-ленинская философия и отдельно ее история — просто обанкротились, сколько знаний за это время можно было дать. Лучше бы учили на спицах вязать.

Диамат повысили, стал гносеологией, теорией познания, обо всем, что раньше было, забудьте как о страшном сне.

Отменили идиотский истмат, а людей перекинули на историю социологических учений — куда вся многолетняя пустобрехня девалась?

Как золу от нее из голов человеческих вычистить?

Иногда кроссворд смотришь — все те же тупые формулировки, весь этот неповоротливый догматизм.

Атеизм — «Бога нет». Научный атеизм — «Бога нет, и точка». Стыдно вспоминать, разве такое вообще нужно преподавать? Не веришь в Бога — в церковь не ходи. Чего об этом лекции читать?

Все это рухнуло в прошлое, в безвестность — имя этому позор.

Между прочим, и раньше студенты между собой передавали друг другу в порядке сплетен, что Такой-то Растакой-то классик и корифей позорно стащил свою диссертацию из библиотеки и уничтожил ее.

Предпочел маленькое уголовное преступление большому нравственному стыду.

…Стояла пора глухой марксистской схоластики.

Философия, не слово такое, а сама философия перестала существовать.

Не то чтобы была запрещена, а была подменена.

Вместо любомудрия, свободного раскованного осмысления того, что есть мир, жизнь, откуда все взялось, к чему мы катимся, ежедневная бессмысленность доказательства идеологической преданности: философия — партийна, марксистская философия — вершина мировой философской мысли, марксистская философия — самая научная философия в мире…

Философия, надо сказать, вообще чужда науке. Что плохого, что философия не наука?

Любовь тоже не наука, спорт — не наука, и слава Богу.

Не решать философские вопросы, а приводить все новые аргументы своей идейной благонадежности, преданности философскому чекизму — вот что представляла собой советская философия.

Ну что, ну что? Вы не согласны? Назовите! Имена назовите.

Идеи, философские подвижки. Затрудняетесь? Тогда я сам назову три имени.

— Копнин, Ильенков и Щедровицкий (можно удлинить список, не является задачей).

Вершина схоластического