вопросы было не принято, господствовал объявленный казенный интернационализм. Сказали хорошо — значит, хорошо, плохо — значит, плохо. Думаю, и те, кто нам это говорил, не отдавали отчет, не понимали, что они говорят. Им тоже так сказали. От нас тоже не ждали, не требовали. Запомнить формулу.
Не очень-то верю, что удастся, но попробую объяснить, в чем разница.
Здесь уже я приводил не мной придуманное шуточное различие между атеизмом и научным атеизмом. «Бога нет» и «Бога нет и точка».
Неверие в Бога, как и вера в Него, как и любовь, — дело сугубо личное, или есть, или нет. Искренне неверующего, но не кичащегося этим человека я склонен скорее уважать. Жалко его, конечно, но и презрения, неуважения нет. Если «и точка» — совсем другое дело. Выкопан топор войны, обозначены границы, те, кто не с нами, тот против нас.
Лично для меня патриотизм означает некие интеллектуальные шоры. Добровольно надетые. В газетах было, перед этим немецким чемпионатом мира по футболу проводили устный уличный опрос в России: кто станет чемпионом? Шесть процентов ответили, что Россия. Вот это патриотизм! Отсеялись на предварительных стадиях, нет их, не попали — знать этого не знаем, знать этого не хотим — Германия превыше всего. В том смысле, что Россия.
Патриотизм, он даже в ущерб любви идет. Любили бы — жалели бы, что не прошла, не попала команда, знали бы об этом. Патриотизм — это слепая, зашоренная любовь, всегда шовинизм, только формы разные. Шовинизм круче — разотрем их в пыль, жить недостойны: простой патриотизм мягче — пусть живут, убогие.
Патриотизм — род фанатизма. Не люблю фанатиков. Долгое время насаждался культ фанатиков, одурманенных одной навязчивой идеей. Культ энтузиастов. Я помню сборник рассказов про энтузиастов и фанатиков. Надо починить какую-то дырку в топке паровоза, но нет времени ждать, пока эта топка остынет. В нее лезет энтузиаст. Сергей Лазо, только доброволец. Энтузиаст погибает, паровоз трогается. Железо дороже человеческой жизни, месячный план дороже многих жизней, за идею коммунизма можно отдать полчеловечества.
Надо работать, дело делать, а не пускать дым из ушей. У В. Катаева произведение есть: «Время, вперед!» — гимн энтузиазму, рабочему фанатизму. Уже говорили профессионалы, что от такой гонки рекордов качество продукции существенно страдает. Все, что в этой прославляемой спешке на слюнях-соплях слеплено, скоро развалится, снова делать придется, вдвое заплатишь!
Нужно тебе гвозди забивать, забивай. Гвозди, а не пальцы. Молотком, а не головой.
Парикмахер! Стриги волосы, а не уши и голову.
Любишь свою Родину, посади березку, а не требуй изгнать инородцев.
Я патриотизм не люблю и не уважаю, разве что — с разбором, в военное время. А патриотов просто ненавижу. Избегаю как умственно обделенных. Среди них есть и умные, я верю, сам не встречал, но бывалые рассказывают. А те, что попадаются, клянут чужое, за то, чужое, взасос целуют свое, хоть дерьмо, но собственное. Мне неясно, как можно не видеть, не знать и гордиться этим, кичиться этим или, в зависимости от принадлежности, хаять это, проклинать это.
Таких в компьютере на большинстве форумов полно, на довольно серьезные статьи ругаются, матерятся паскудно и орут, научил кто-то: у вас нет доказательств. А у самих, хоть на рентген неси, кроме кликушества — ни одного аргумента.
Презираю.
Я сейчас о логике, о науке логике и отдельных логиках собираюсь писать. Хочу удержаться от патриотизма. На уровне любви. Хочу знать и видеть, в чем именно преимущество логики и перед кем.
Не тогда, когда поступал, а теперь, когда все далеко в прошлом, могу сказать: куда я попал? Остановите, как говорит Севела, самолет, я слезу. У экономистов бюджет, деньги, баланс. У юристов кодекс, статьи, преступления, право международное, уголовное, гражданское. На журфаке литература, жанры, шрифты, литография, у филологов спряжения, склонения, зарубежная и отечественная литературы, у историков войны, походы, времена, нравы.
У нас, философов, один непролазный марксизм.
Идеологическое болото. Питомник, рассадник.
Какое слово можно получить из смешения имени Маркса и слова мракобесие? Марксобесие. Вот-вот.
Кто-то до меня придумал удачное слово: «мраксизм».
Фабрика по производству усовершенствованной пудры для ума. Усовершенствованной в том смысле, который можно различить даже по запаху.
И я туда вляпался сам. По собственному желанию.
Наверное, мне надо было идти в психологи и заниматься национальной, например, психологией, с годами меня все сильнее тянет в эти края. Еще очень бы хотелось быть архитектором, всю жизнь придумываю страну и не в последнюю очередь ее архитектуру. Как-то в Томске мне сдавал логику заочник, как ни забавно, какого-то архитектурного или полуархитектурного отделения. Он принес на мой экзамен проект, который он делал, сделал и получил за него высший балл, — видимо, этот чертеж ему на других экзаменах уже помогал.
И этот студент не только был горд своим проектом, но и был в восторге. А на листе — обычные для тех времен районы Черемушек, только кварталы не квадратные, как в жизни, а в пропорции 1:3 или даже 1:4, вытянутые в длину. И он едва слюной не брызжет, показывает, за что ему «отл» поставили: у вытянутого прямоугольника домов, конечного в городе, у того его угла, что к центру, к свету, перекресток со всех сторон весь в магазинах, туда же подходит общественный транспорт, два или три маршрута.
— Правда здорово, правда удобно? — спрашивал он меня уже не для оценки, как соратника.
— А по диагонали, в самом темном углу этого прямоугольника вы хоть отделение милиции расположите, — довольно мрачно посоветовал я ему.
— Зачем это? — несколько настороженно спросил заочник.
— Ну смотрите, подъезжают вечером люди после работы. Тем, кто на светлом углу живет или близко от него, действительно удобно, по магазинам пробежался и юрк домой. А тем многим сотням, кто живет на другом, темном конце, по магазинам пройтись и потом с километр с тяжелыми сумками-авоськами до дома в темноте телепаться.
А там темнота, одни блатные да хулиганы, вот я и говорю: для безопасности вы бы там хотя бы отделения милиции нарисовали.
Оценку я ему поставил, но он мной остался недоволен.
Но это все, если бы все опять повторилось сначала. А тогда уж, может, я бы вообще не в науку пошел. Есть масса дел, работ, профессий, которые тут, в Америке, куда бы более пригодились.
А тут я попал.
Вдоль главного коридора висел кумачовый плакат: «Ученье Маркса всесильно, потому что оно верно».
И эта фраза запоминалась и казалась бесспорной.
Хотя постойте. В каком смысле всесильно? Если в коровнике коровам причитать, они, что ли,