– Прости, больше этого не повторится.

– Мне в больницу надо. Что с Юрой делать?

– Можно оформить в круглосуточную группу

– Я не в состоянии – займись, определи, но ребёнка сохрани.

Через несколько дней он отвёл Юрика в круглосуточную группу, меня увезли в то же отделение горбольницы.

На душе пустота и безразличие. От обиды ничего, как бывало раньше, уже не надрывается. Непробиваемость… Очерствление… Это свойство души и помогает, думается, выжить в трудную минуту.

В этот раз пролежала я всего месяц. Казённо улыбаясь, ото всех прятала израненную душу… Как только меня выписали, взяла Юру из круглосуточной группы. Теперь он ночевал дома.

На мне висело два госэкзамена – два «хвоста». Надо было набраться мужества и сдать их. Днём, пока Юра был в садике, ездила на консультации и лекции. И вот – наконец-то! – всё позади. На руках то, к чему так долго и трудно шла, – диплом!.. Я свободно вздохнула.

У Валентина тоже сессия, но меня уже не волновало, где он пропадал, – в институте или у какой-то «зазнобы». Хотя мы и жили под одной крышей, наступало безразличие, что приносило покой.

Так было с Викторией Игнатьевной, так было и со мной – во всяком случае, в этот раз. После опустошительного «цунами» тела и души жилось, как и полагается, по инерции – в Надежде…

Разговор с матерью

От изматывавшего душу одиночества хотелось спрятаться в деревне: времени до конца отпуска оставалось более чем… Мать стояла во дворе и из-под козырька ладошки всматривалась… Узнала, пошла навстречу и, прежде чем обнять Юру, спросила:

– А Валентин где?

– На экзаменах, – солгала я, решив выждать момент, чтобы рассказать о предстоящем разводе…

Вечером мать утолкала по спальным местам неугомонную поросль и, мы уселись на летней кухне.

– Мам, ты довольна своей жизнью, как женщина? – начала я.

– Почему вдруг такой вопрос? – насторожилась она.

– Хочется знать. Ты счастлива, как женщина?

– Я сильно вашего отца любила – второе замужество случилось без любви.

– Совсем без любви?

– Не совсем, конечно, но… как к вашему отцу, не относилась.

– А мысль о разводе возникала?

– Католики не разводятся. Раньше интересовались семьёй, и это разумно: так глубоко, как родители, дети по молодости и глупости жизнь не понимают. Пары родителями подбирались, о потомстве заботились. Сейчас молодые сами выбирают, поэтому и разводов много. Об улучшении рода не думают. А ведь семья – это прежде всего продолжение рода.

– Ты сама выбирала?

– Да, сама, но с моим выбором согласились родители: Шнайдеровых все знали, это был уважаемый род. А сейчас… родословной никто не интересуется.

– Ас этим отцом мысли о разводе возникали?

Она помолчала.

– Тяжело было – он полная противоположность вашему отцу. Через каждые два года по ребёнку рожала – не до разводов было, хотя, конечно, причины были.

– Какие? – загорелась я.

Она помолчала и в нерешительности вздохнула:

– Знаешь – у него ведь сын растёт.

– Что-о?

– И недалеко от нас живут… за березником.

– И… как ты?

– Переживала, конечно. Он даже хотел было уйти – не отпустила, – и сникла, понимая, что одна не смогла бы всех поднять.

– Ты оглушила меня! Никогда бы не подумала, что…

Дверь летней кухни открылась, и в ней «нарисовался» Валентин.

– Ой, Валя!? Так тихо… Откуда? – испуганно вскинулась мать.

«Специально неожиданно, – пробежало во мне подозрение. – Что делать? Молчать? Мама не даст выгнать».

Она засуетилась и начала собирать на стол.

– Юра спит? – сделал он попытку обнять меня.

– Все спят, засиделись вот… папу ждём, – вместо меня ответила мама.

Едва Валентин успел поужинать, из бригады, как негр чёрный, приехал отец.

– Валентин? Здравствуй, руку подавать не буду: вишь, какая? – и обратился к матери. – Мне бы помыться.

– Ванна в огороде, воду я нагрела, пойдём – помогу, – вышла она с отцом.

Мы с Валентином скованно молчали. Он мягко сжал со спины мои плечи, и в это время вошли родители.

– Ты, Валя, тоже, наверное, с дороги устал? – заговорил отец. – Я работал сегодня, как каторжный. Приехал запчасти просить – комбайн на честном слове держится. Одна поломка за другой. Завтра полдня в конторе проторчу, и ещё неизвестно, каким глазом посмотрит на меня начальство, получу эти запчасти или нет. А ведь каждый день дорог! Пойдут дожди – пропадёт урожай.

– У тебя с комбайном нервотрёпки каждое лето, перешёл бы на другую работу, – вклинилась я.

– Какую?! – вскинулся он. – Нет здесь для нас других работ! Давно матери говорю: в город перебираться надо. Так боится – где жить? Борис, говорю, общежитие выхлопочет. На завод устроюсь… Все равно сомневается. А чего сомневаться? Женя замужем – Эльвира в городе, Борис общежития и для неё добился. Володю в армию возьмут, Витю на учёбу отправим, один Артур останется, в городе выучиться будет легче.

– Смело ты, конечно, пап, рассуждаешь…

– Борис и идею подбросил, и сказал, что с работой не будет проблем. Он инженер крупного завода… многих знает, поможет устроиться.

– А если не дадут общежития?

– У Бориса с Изой поживём. Витя в индустриально-педагогический техникум рвётся… Там общежитие дают. Володя из армии вернётся – в институт поступит. Может, нам к тому времени квартиру дадут. Артур школу закончит – тоже что-нибудь выберет. А здесь, в деревне, что им выбирать? Ни работы, ни профессии – пропадут, как и я пропадаю. Посмотрю на молодых – сердце кровью обливается: пьют все. Боюсь, и наши сопьются, если останемся. Надо к вам перебираться, в город.

– А хорошо бы!.. Правда, Валентин? – провокационно повернулась я к нему.

– Не знаю, сами решайте, – стоя в дверях, отмахнулся он: на энтузиазм идея с переездом его не сподвигла.

– Всерьёз я эту идею не воспринимаю, а он всё жужжит и жужжит! – сказала мама. – Значит, ты думаешь, Тоня, это хорошая мысль?

– Идея хорошая – здесь, и правда, никакой перспективы.

– Вот видишь, а я что говорю?! – вдохновлённый поддержкой, загорячился отец. – Чувствую: хуже не будет, а работы я не боюсь!

– И на какую ты, пап, работу рассчитываешь?

– Я школу механизации в Мариентале закончил – мне любые машины по силам. И слесарем могу, токарем тоже, электриком. Грузчиком, в конце концов!

– Думаю, мама, надо соглашаться.

– Боюсь…

– Нечего бояться! – вспылил отец. – В городе не пропадём. Здесь, в деревне, запросто. Все знают: чёрта отремонтировать могу, но с такой техникой, какую дают мне, немцу, много не наработаешь. Как хочешь, последний сезон работаю. Не поедешь – один уеду, – пригрозил он.

Валентин спросил маму, где можно помыться, и они вышли, а отец