Мой отец (и подчеркну: вместе с ним десятки, может быть — я статистики не знаю — и сотни тысяч других молодых и горячих) социальный заказ услышал в самой ясной форме: в форме приказа, в форме комсомольского призыва.

Опять мысленный эксперимент. Ну вот, вводят в кабинет отца Постышева, того же самого выдающегося революционера-большевика. И мой отец — благородный человек, с ним здоровается за руку, вежливо беседует и в конце концов убеждается, что Павел Петрович Постышев беззаветный коммунист-ленинец с кристально чистой душой, трезвой головой и чистыми руками. Мой отец выходит из-за стола, подходит вплотную к Постышеву, жмет ему руку, по-большевистски обнимает его.

Извиняется за доставленное беспокойство, выписывает пропуск на освобождение, провожает до дверей.

Ну не идиотская ли вышла пастораль?

Да может ли нормальный человек такое представить?

И ведь не в моем отце дело. Тогда получится, что организация ЧК-НКВД-ОГПУ-КГБ — это не усовершенствованное гестапо, отлаженный механизм отделения души от тела, а некая благотворительная организация, Господи, прости. Не было такого. Ни разу не было. Не могло произойти, и это было предусмотрено. Ни с моим отцом лично, ни с кем другим.

Случилось такое (у нас же мысленный эксперимент): того, кого отпустили, все едино не отпустили бы. Пришел бы другой в погонах, третий, и неважно: садист, не садист — работа требует, довели бы Постышева до признания зловредности своей и контрреволюционности.

Потому что он был уже в мясорубке!

И выхода из нее, кроме как в виде человеческого фарша, нет.

А моего отца сначала отвели бы к психиатрам и, убедившись, что он совершенно нормальный, честный человек, кристальный большевик, засунули бы головой в ту же человекодавилку.

Дело в социальном заказе на такие человекогубилки.

Старый еврей в одном из анекдотов смотрит на бумажке на дверях Лубянки: «Посторонним вход запрещен!»

— А если бы было написано: «Добро пожаловать!» — я бы зашел?

К сожалению, не о моем отце. Он зашел.

Более пятидесяти лет подряд я практически ежедневно с пристрастием спрашиваю себя: а я? Я сам откликнулся бы? Хватило бы сил отказаться от призыва сатаны? Нынешние легкодумы, зная, что было, что произошло, гордо заявляют: да мы бы, да никогда бы!

А я не знаю исторических случаев отказа.

И им снова показывают фильмы про становление чекизма в одной отдельно взятой несчастной стране, и они, уже зная все, с горящими сердцами сочувствуют тем молодым, вдохновенным и чистым, кому придется за жизнь своими руками перемолоть сотни душ, пока сами один за другим не сгинут в том же адском жерле.

Молодая страна, новое дело, прогресс человечества, будущее в твоих руках, свержение тирании…

Не знаю, не уверен. У меня в молодости тоже было много дурного энтузиазма. Молю Господа, чтобы дал мне сил и ума удержаться.

Мне уже не понадобится, чтобы дети мои, внуки, если появятся…

Господь, дай мудрости распознать Сатану во славе его.

На вакантные места учителей приходят молодые неопытные люди. Средних, в общем-то, способностей. Массовая профессия. Не все, отнюдь не все инженеры — Кулибины и Уатты. Их так и не зовут. Делают свое дело, на что выпал социальный заказ. Зато десятки тысяч востребованных палачей все до одного — садисты. Тут не только о моем отце речь. Хочу отделить социальный заказ от предназначения Божьего. Хотя! Если предназначенье и вправду Божье, то и слава Богу, о чем говорить. Не с Богом же спорить.

Отмените социальный заказ!

Перестаньте призывать к жертвам палачей — они и разойдутся по мирным профессиям, моментально изведутся садисты.

То есть нет. Садисты, монстры, ублюдки, живодеры, кровососы, упыри, чикотилы, вурдалаки останутся. Но именно те, кто на самом деле по призванию души, не за зарплату, не за ордена и медали, не за похвалу начальника Земли, а из одного восторга, будут, как всегда и делали, мучить, драть-раздирать и выкалывать вот уж и вправду у случайных, ни в чем не повинных людей.

Хочу отца-садиста оправдать?

Он свое получил. Может быть, и чужое. Из корпусов профессиональных палачей кого-то надо было для примера казнить.

А вот был бы он, не дай Бог, упаси Господи, палачом в нормальной стране. Дожил бы без позора до сытной пенсии. Ведь таких реальных тысячи во всех странах. Если нужны стране палачи, позвали людей на эту работу, то зачем же потом на них все беды переваливать.

Был бы тогда я доволен, счастлив таким папочкой?

Я бы загрыз его вопросами, зачем он в палачи пошел. Почему не нанялся голыми руками дерьмо разгребать. Я бы из дома от омерзения ушел. Загрыз бы его. Бы.

Легко людоедской стране на одного злодея все свалить. Будь то Сталин, еще лучше — Берия. А всех лучше, безответней — мой отец.

Будто лично он все это всемирное паскудство устроил.

По вечерам прекрасных людей в подворотне страшной подстерегал и замучивал для собственного наслаждения.

Нет, не так это было. Безжалостная живодерская страна, дорвавшиеся до власти уголовные бандиты, диктатура пролетариата. И мой отец у винта. Делал как мог хорошо, старательно то, на что его призвали, ломал партийных функционеров, на что-то запретное посягнувших в межпартийной мафиозной резне, тех, кто стал неугоден царям горы, правителям ада.

Мой отец старательно выполнял социальный заказ Сатаны.

Нет! Садистом мой отец не был.

Социальное от дьявола

Еще при первом чтении Библии я несколько озадачился: почему Господь, налепив всяких тварей, включая змей, жаб и комаров, и наделив их способностью плодиться и размножаться, на следующий день (в космическом смысле, то есть через, может быть, миллиарды лет) создал человека — Адама? Без пары. Зачем все-таки потом, а не сразу добавил к нему Еву? Не хотел, чтобы они ели яблоко от древа познания (сейчас говорят, что имелся в виду апельсин, чуть ли не диссертации пишут. Да какая разница? Чем подавился Адам, чем отравился Адам, от чего мы до сих пор блюем). Почему этого всего хотел диавол?

И пришла мне в голову гипотеза, которой я более не встречал нигде ни у кого.

Что только человек, более того, только мужчина от Господа Бога.

Создал он себе, для себя самого лучшее, что сумел, любимую игрушку. Ну скажем, как человек бы создал для себя человекообразного робота. Робота. Одного! Но не их социум, не некое сообщество роботов, самостоятельное и потому, кто знает, может, и враждебное.

Человек