Чжан не решалась открыться госпоже Ван, и потому та оставалась в неведении, кто же она на самом деле.

Как-то раз глубокой ночью Чжан вышла из своей комнаты, пытаясь рассеять тревожные думы. Она вошла в храм, положила перед статуей Будды какой-то предмет и начала молиться. Оказавшаяся случайно в храме госпожа Ван прислушалась. Девушка шептала:

— Милосердный Будда, помоги мне увидеться с матушкой и милым другом!

Она долго молилась, потом спрятала тот предмет на груди и ушла. Госпожа Ван рассказала обо всем Лунному Блику, и он, подумав, сказал:

— Не сомневаюсь: у девушки есть суженый, милый ее сердцу муж. При случае загляните в ее суму — думаю, там вы найдете то, что подтвердит мои слова.

Когда девушка отправилась со служанкой на реку купаться, госпожа Ван и Лунный Блик вошли в ее комнату, открыли ее суму и нашли среди прочих вещей веер, — госпожа Ван сразу признала в нем веер сына! На веере прочитали они надпись, из которой явствовало, что он подарен Чжао Сюном девице Чжан. Теперь-то не было у них сомнений, что их гостья — та самая девица Чжан! Госпожа Ван почтительно взглянула на Лунного Блика.

— Ваша проницательность не имеет себе равных!

Вернувшись с купания, Чжан удивилась происшедшей в госпоже Ван перемене: морщины на ее лице разгладились, глаза светились радостью.

— Что-нибудь случилось, госпожа?

Госпожа Ван улыбнулась.

— Долгое время не имела я от сына никаких вестей и не знала, жив ли он, погиб ли на войне. Недавно мы с настоятелем усердно помолились Будде и вот узнали, что сын мой жив и здоров. Потому и радуюсь я всей душой.

— А как вы это узнали? — заинтересовалась Чжан.

— Будда нашего монастыря, — ответил ей Лунный Блик, — обладает чудодейственной силой: если вы усердно и чистосердечно попросите его о чем-либо, он непременно исполнит ваше желание.

Чжан тотчас кинулась к своей суме, стала в ней рыться, что-то искать — и вдруг переменилась в лице, бессильно опустила руки.

— Что ты ищешь? — с притворным изумлением спросила госпожа Ван.

— Здесь лежал памятный подарок — теперь его нет!

— Подарок от родителей?

Девушка не отвечала, слезы ручьем лились из ее глаз. Стоявшая рядом служанка не удержалась и сказала:

— Это был подарок мужа барышни — он оставил его ей на память, когда они расставались.

Госпожа Ван не могла больше молчать, она подошла к девушке, взяла ее за руку.

— Признайся же, ты — Чжан из Цзянху. И, значит, моя невестка! — Она протянула ей веер и продолжала: — Это веер моего сына, Чжао Сюна. Год назад, вернувшись из Цзянху, он признался мне, что полюбил и взял в жены девицу Чжан. Я все боялась, что не доживу до этого дня, так и не увижу тебя.

Госпожа Ван была счастлива, она всем сердцем полюбила избранницу сына. Чжан давно подозревала, что госпожа Ван имеет отношение к Сюну, и теперь ее сомнения рассеялись. Она поклонилась свекрови дважды.

— Сюн говорил мне, что оставил на чужбине матушку; могла ли я думать, что встречу вас здесь!

— Беда привела меня в этот монастырь, — отвечала госпожа Ван. — Но ты-то как оказалась здесь?

Утирая слезы, девушка поведала, как она встретилась с Сюном, как он спас ее от смерти, что с ней было потом, как ей удалось бежать от правителя Цзянху, рассказала во всех подробностях. Госпожа Ван выслушала ее сочувственно и с этого дня стала относиться к ней как к родной. Чжан полюбила ее, словно вторую мать, и старательно заботилась о ней.

Тем временем Чжао Сюн приближался к месту ссылки наследника сунского престола. На всем пути следования жители городов и селений выходили встречать его, чиновники городских и сельских управ устраивали в его честь пышные приемы.

Прибыв в Гуаньси, он велел приготовить ему помещение для ночлега, а также привести в порядок могилу богатыря Хуан Да, подготовить жертвоприношения и ждать дальнейших его распоряжений. Прибыв к могиле, он сам прочитал поминальную молитву и зажег курения. Воины с копьями и стягами сопровождали его. Спустя четверть часа после наступления третьей стражи он свершил обряд жертвоприношения. После этого снял с себя золотую кольчугу, отстегнул драгоценный меч, уложил их в каменную шкатулку и опустил в могилу богатыря. Забили барабаны, взметнулись в небо стрелы, полилась победная песня. По окончании церемонии Чжао Сюн приказал накормить сопровождающих его воинов и удалился в отведенное ему помещение, где зажег светильник и углубился в чтение трактата по ратному делу. Миновала третья стража. Створки дверей сами по себе раздвинулись, и на пороге показался богатырь Хуан Да. Сюн поднялся ему навстречу.

— Мы обитаем в разных мирах, но для дружбы нет преград между миром земным и миром небесным. Благодаря вашей помощи я добился победы над врагами страны Вэй — свершилось чудо из чудес!

Богатырь низко поклонился Сюну.

— Нет, это я должен благодарить вас. Вы исполнили мое желание, которое сам я не мог исполнить при жизни и после смерти: усмирить сифаней, давних врагов моей страны. Я благодарен вам также и за то, что вы ублаготворили мою душу, принеся ей в жертву вино и мясо, теперь не будет она страдать от голода и жажды. Не забывайте же и впредь, что земной мир — лишь временное пристанище человека!

Он помолчал немного и добавил:

— Я прощаюсь с вами, мне невозможно долго находиться в этом мире. Покидаю вас с грустью, ибо вы пришлись мне по душе. Желаю вам возродить великую династию Сун и прославить свое имя на века!

Сказал и исчез. Сюн долго с волнением вспоминал его слова.

На следующий день он созвал жителей селения и наказал им:

— Охраняйте и содержите в порядке могилу богатыря Хуан Да, а по весне и осени свершайте над ней обряд жертвоприношения!

В тот же день он продолжил свой путь к месту ссылки наследника и через несколько суток прибыл в Гуаньшань. Оставив воинов отдыхать, он отправился в горы — к монастырю, где некогда пребывал Учитель. Подъехал к монастырю: ворота распахнуты настежь, все постройки развалились, безлюдье, запустение… Равнодушные облака плывут в небе, жалобно кричит в лесу обезьяна… Долго стоял он, тоскуя и вздыхая, потом взобрался на большой камень, чтобы оглядеть окрестности. В глаза ему бросилась надпись на камне:

Даос с горы Хуашань

В Цзянху встречал рассвет.

Закат — в горах Гуаньшань.

Искал он много лет,

Ни в ком не мог найти

Душевной чистоты,

И мир не мог спасти

От зла и суеты.