– Вы первые русские за долгое время здесь, – просто и прямо сказал Луиджи.

– Да, такие времена… – ответила я по-итальянски.

– Раньше русские покупали здесь недвижимость, весь берег скупили! Ходили в рестораны, были такие шикарные ужины! А сейчас… В рестораны никто не ходит, – он махнул рукой.

Я оглядела небольшое помещение: за огромным столом по правую руку от нас шумит итальянская семья, человек десять, напротив – пожилая супружеская пара, еще одна пара располагается сзади – нельзя сказать, что в рестораны никто не ходит. О чем говорит Луиджи, я пойму чуть позже, когда итальянцы начнут оставлять чаевые – все как один монетами. Мы оставим на чай 30 евро – не из самолюбования, а просто чтобы поддержать нашу честь (да, из самолюбования).

На выходе мы еще раз обсудим, как было хорошо, когда множество русских путешествовали по Италии, а я увижу на барной стойке круассаны под стеклянным колпаком. Круассаны в Италии невероятные, поэтому я никогда не упускаю возможности.

– А можно ли взять еще два круассана, пожалуйста?

– Конечно, вам какие?

– С лимонным кремом, – самые божественные, на мой взгляд, круассаны именно с лимонным кремом, важно не путать их с круассанами с лимонным вареньем или повидлом, правильные круассаны именно с кремом цвета сливочного масла, ничуть не приторным.

– Пожалуйста, возьмите! – Мария протягивает мне круассаны в крафтовом бумажном пакете и улыбается.

– Сколько с меня?

– О, нет, это бесплатно! – подскакивает Луиджи.

– Пустяки, это вам от нас, возьмите, – добавляет Мария, все так же улыбаясь.

– Я все-таки оставлю! – смеюсь я и кладу на барную стойку купюру в десять евро.

Мы еще раз поблагодарили их за гостеприимство и вышли на улицу, где значительно посвежело.

– Сколько там?

– Десять, – услышала я диалог Марии и Луиджи, проходя мимо открытого окна. Мы поднялись по крутой дороге в последний раз в это время суток, освещаемые рождественскими декорациями из окон низких двух-трехэтажных домиков из серого камня.

На следующее утро мы еще раз обошли квартиру на предмет забытых вещей, погрузили чемоданы в машину, попрощались с Мирой, как всегда многословной, стремительной и с занятыми руками.

– Вы киньте мне в чат, как вас найти в соцсетях. Будем на связи!

– Хорошо, конечно! – ответила я, зная, что ничего не кину.

Только и успели съехать с нашей горы, как тут звонок. Лика. Беру трубку.

– Привет, можешь говорить?

– Привет, да, как дела?

– Очень плохо. Наша компания уходит с российского рынка. Их додавили активисты.

– Что?

– В общем, теперь у нас нет работы.

Москва, 2020–2022 годы

Я захожу во двор, словно открываю любимую книгу. Не знаю, чем он мне так приглянулся: обкусанный бордюрный камень и кружева низкого заборчика из металлических прутьев, зеленые лавочки, желтые вены газовых труб извиваются на теле пятиэтажной хрущевки – всё как обычно. В летний сезон у первого подъезда обычно стоит детский велосипед, а доска объявлений без объявлений свежепокрашена в коричневый. У второго подъезда реет береза, на которую Вилли часто задирает ногу. Напротив третьего подъезда – детская площадка, идем вдоль нее.

У четвертого подъезда мужчины в шортах (надеюсь, это шорты) и майках-алкоголичках выходят покурить на крыльцо, садясь на ступеньках в позу нотрдамской горгульи. Под окнами первого этажа стоит раскладная сушилка с бельем. Веревки для сушки белья между столбами давно не натягивают, но человек хочет сушить белье на улице. Хочет и сушит. Хотя, может, зря романтизирую и в квартире просто нет места.

Проходим вдоль дома и упираюсь в припаркованные авто: копейка с надписью «I love milfs» на рамке номерного знака и мой фаворит – девятка селедочного цвета с надписью «Люблю пельмени» на бампере.

Обхожу дом и в торце на подоконнике вижу старого знакомого: кота цвета персика. Персика со сливками. Каждый раз, когда вижу, как он лежит, свесив куриные ножки, не могу не сфоткать эту изящную безмятежность. Меня за этим делом даже заставала его владелица Наталья, уютная женщина в очках: «А сколько грязи он на лапах приносит, только протру, а он опять тут! Ага, бежит, голос услышал! Пусик! Пойдем домой, нагулялся уже!»

Но ни знакомство с хозяйкой, ни то, что я почти правильно зову его по имени (я звала Персик, а оказалось он Пусик), ни комплименты не помогают. Коту наплевать. Он игнорирует все сигналы. Мне остается только сделать кадр, еще кадр, последний кадр, чтобы было видно велосипед (он добавляет атмосферности), и уйти. Что сказать, я даже посвятила этому коту фантастический рассказ. Покажу как-нибудь.

Бываю здесь часто, пару раз в неделю. Проходим через двор вместе с Вилли, когда идем в парк, как и сейчас. Он этих фотосессий не одобряет, но не из ревности, а из жажды приключений:

– Да пошли уже, пропустим утровое!

– Ща, подожди, еще один кадр…

– Улица! Трава! За-па-хи!

– Идем-идем… Секунда!

– Пчх! Пфрчх! – всегда чихает, когда злится.

Убираю телефон, и мой плюшевый потомок волков подскакивает и устремляется вперед со всей своей полноприводной мощностью. Реют бархатные знамена ушей, покачивается улитка хвоста, перекатываются на спине вельветовые складки. Остановился, нюхает травинку. Потом еще и еще. Я не тороплю: травинки – его социальные сети, он читает новости.

Вдруг вижу – катится колесом, орет. Три руки, пять ног. Хлещет сочным веником об асфальт: темно-серые следы на светло-сером. «Пацан вышел на новый уровень борьбы с крапивой. Я в детстве просто лупила ее палкой», – думаю. Смотрю с уважением и опаской: мальчик лет шести бьет асфальт веником из крапивы и кричит. Кричит не из боевой агрессии, а потому что жжет руки. Глупо? Нет, самоотверженно. По сравнению с шестилеткой моего года выпуска он:

а) более эффективен – будем честны, когда мы били крапиву палкой, моральное удовлетворение значительно превышало пользу;

б) однозначно отчаян – чтобы без страха схватить крапиву голыми руками, нужно пройти определенный путь;

в) яростен в своей борьбе.

А говорят, что молодежь у нас пропащая. Зря!

Я чувствую лето на коже. Зелено-голубой, мягкий день мажет солнечным теплом. Шаркаю по теплому бугристому асфальту шлепками цвета пенки малинового варенья на блюдце, нюхаю солнце, слушаю писк ласточек, смотрю, как подоконники пушатся котами. Проходим по асфальту, по земле, по траве, вот и небольшой советский парк рядом со стадионом, проходим его насквозь и идем мимо ограждения, увитого испачканным в серой краске плющом