Знаю, что найти такую кандидатуру будет очень непросто. Это стало ясно, когда подружка Маша деликатно подсветила эту мою особенность без конца разговаривать во время просмотра фильмов. Машу эта привычка раздражала.

И это касалось не только классики типа «А что он делает?» или «Нет, идиот, ну куда ты? Зачем?», но и аналитических вопросов и заключений вроде «А ты заметила, что мы сразу поняли, что этот человек плохой, увидев, как он разгадывает кроссворд и подрезает цветы? Интересно почему?» или «Как обычно! Все нарядные люди плохие, а люди в странных клетчатых рубашках и с дурацкими прическами – хорошие». Короче, как только до меня это дошло, я похолодела. «Бедный мой муж, что ему вообще приходится переживать в жизни», – подумала. Сериалы-то мы смотрим часто!

В такси тогда ехала, грустно глядя в окно. Шел дождь. Вечером со страхом ждала начала сериала. В напряжении сидела первые минуты, пока с дивана, где сидел муж, не донеслось: «Ну дела… Видела, Рик всех спас вчера от людоедов? А следопыт твой опять куда-то пошел со старой теткой…»

Чуть не прослезилась. А ведь существуют мужчины, из которых ни слова не вытянешь. Я таких не встречала, но слышала о них. То есть они отвечают на стимулы… Типа вы согласовываете с ними планы на вечер, а они такие: «Посмотрим».

Так что меня благословили этим человеком за все мои страдания, всегда так говорю, так что любовника пока искать не буду, тем более что все мои комментарии к сериалу без претензий выслушивает Виллино. Правда, иногда он может захрапеть посреди моей пламенной речи, но это неважно. Главное – не возмущается.

Тем временем я получала разные ответы из консульства: «Сейчас возможны задержки… Не можем назвать сроки…» и мое любимое «Ждем ответ из Рима!» Надеюсь, не от папы, иначе плохи мои дела.

Позвонила в последний раз: помочь ничем не можем, ни на что не влияем, в визовом отделе нет телефона. Пишите, но вам не ответят. Рассматриваем запросы до сорока пяти дней. Всего нехорошего.

И вот свершилось: текст о готовности паспорта, наконец, пришел мне на телефон, правда, день вылета был уже позади. Сколько вариантов развития событий я просчитала в голове, пока ехала забирать паспорт? Как минимум два. Первый: визу дают и я, возможно, смогу снова полюбить все итальянское. Второй: визу не дают, я отменяю все итальянское и начинаю учить четвертый язык – пока не знаю какой – и снова ложусь по направлению к мечте.

Не помню, как добралась до метро, получив финальный отказ, но помню, как уже в вагоне оскорбила взглядом рыжеволосого парня. Причина была в том, что он не убрал вытянутую ногу, когда я шла по проходу. Я задержалась перед этой ногой на секунду, прежде чем демонстративно ее перешагнуть, и послать парню самый презрительный взгляд, на который только была способна.

Еще пару станций я пыхтела, исподлобья наблюдала за тем, как эту ногу перешагивают другие пассажиры, потом отвлеклась. Уселась куда-то. Спустя еще минут десять почувствовала взгляд. Поднимаю глаза – тот самый парень. Идет к выходу. Делаю противное лицо, но потом замечаю нечто такое, от чего живот начинает крутить. Как он идет. Он хромает, нога не сгибается. Мне хотелось исчезнуть, раствориться, испепелиться под лампами московского метрополитена.

Дома мне оставалось только зарыдать от горя и стыда. Вообще, рыдания – это то, что я всегда делаю со страстью и полной отдачей. Во-первых, звук. Это утробный рев электрички «Подольск – Москва-Товарная», рассекающей зеленым лбом мрак ночного воздуха. Это скрипучий лязг ковша экскаватора, крошащего асфальт ржавой стальной челюстью. Это оглушительный, проникающий прямо в мозг свист в ушах семилетнего тебя, когда ты несешься с пригорка в поселке Большие Вяземы на своем первом двухколесном велике.

Во-вторых, образ. Красный пылающий шар лица, с которого стекают все положенные в этом случае жидкости, включая слюну. Нижняя губа – квадратная скобка. Глаза – две пары вздувшихся складок век, почти полностью схоронивших покрасневшие белки глаз. Про размазанную косметику эпитетов не будет: она полностью смывается в первые пару минут, даже водостойкая. Найти повод для меня никогда не было проблемой, но в тот день поводы искали меня сами, клянусь.

Я раз за разом видела грустную девушку в окошке выдачи паспортов и вспоминала тот момент, когда она начала фразу с «к сожалению», – и я уже все поняла. Причина отказа: «Второе высшее образование не является логичным продолжением первого». То есть, по мнению итальянского консульства, я навеки связана с филфаком. С преподаванием русского языка и литературы, если быть точной. Доля правды в этом есть: филфак – это то, как я ощущаю свою жизнь последний год как минимум.

Отчаянье сменилось привычным желанием плыть против течения: ночью я не спала, а записалась на годовую программу в Турин за пять тысяч евро, уже понимая, что не буду там учиться. Было очень жаль мой многострадальный итальянский. Для человека моих скромных способностей огромное достижение говорить на каком-то языке, кроме английского. Да что уж там, кроме русского. О том, чтобы на этапе первого отказа предать мечту, и вовсе не было и речи.

Кроме программы в Турине я пыталась записаться на программу в Маастрихте. Просто уже подавалась куда могла. Я думала, что все закончится просто отпуском в Италии и последующим возвращением домой вместе с Сашей.

Следующим вечером я все еще валялась в постели, когда пришло сообщение от подружки Лики: компания, в которой она работает, искала еще одного копирайтера на российский рынок. Работать нужно было из офиса в Барселоне.

Для моего поверженного морально и нашего разоренного материально положения это предложение было шансом, за который я не могла не зацепиться: оплачивалась такая работа хорошо, да и сердце мое уже было открыто и для Испании, и для многих других европейских стран, но все равно в чем-то я сомневалась:

– Переживаю немного за свой английский.

– Не отвертишься, команда говорит на русском, тимлид – русская.

– Вот это неожиданно, конечно! А если я не справлюсь?

– Справишься, у тебя все получится. Я же тебя во всех соцсетях читаю не