дома!
43
На следующий день Эндрю Стюарт вызвал врача, через несколько часов приехала сиделка. По всему Королевскому пляжу и по деревне у Маяка разнесся слух, что Джейн Стюарт заболела – у нее тяжелая пневмония.
Первые несколько дней Джейн запомнила очень смутно. Перед ней проплывали зыбкие очертания лиц: папино лицо, искаженное мукой, серьезное и встревоженное лицо врача, лицо сиделки под белым колпаком… Потом появилось еще одно лицо, но это ей наверняка только снилось… Не может мама быть здесь, хотя до Джейн и долетал душистый запах ее волос. Но мама осталась далеко, в Торонто.
Кроме того, Джейн не понимала, где находится. Знала лишь, что она – заплутавший ветерок, улетевший искать какое-то навеки утраченное слово. И пока она это слово не отыщет, не перестанет быть ветром и не превратится обратно в Джейн Стюарт. В какой-то момент до нее донеслись душераздирающие женские рыдания, а потом чей-то голос:
– Дорогая моя, надежда еще не потеряна, не потеряна до конца. – И опять, очень не скоро: – Сегодня ночью нужно, так или иначе, ждать перемен.
– И тогда, – произнесла Джейн очень ясно и отчетливо, ошеломив всех присутствовавших, – я отыщу утраченное слово.
Джейн не знала, сколько времени прошло между этим мигом и тем днем, когда она осознала, что из потерянного ветра превратилась обратно в Джейн.
«Я умерла?» – подумала она с удивлением. Подняла ослабевшие руки, вгляделась в них. Руки стали совсем худыми, удержала она их всего на секунду и все же пришла к выводу, что жива.
Она лежала одна. Не в своей комнатке на Холме, а в папиной. За окном блестела вода залива, над мглистыми дюнами невыразимо нежно голубело небо. Кто-то… потом Джейн узнала, что Джоди… собрал первые подснежники и поставил в вазочку у ее кровати.
«Я уверена, что дом прислушивается», – подумала Джейн.
К чему прислушивается? К тем двоим, что сидели в это время на ступенях крыльца. Джейн почувствовала: ей положено знать, кто они такие, но понимание от нее ускользало. До нее долетали обрывки фраз, хотя их произносили вполголоса. Тогда эти обрывки ничего для нее не значили, однако она их запомнила… запомнила навсегда.
«Родная моя, я говорил ужасные вещи, но ничего этого не имел в виду…» – «Если бы я получила твое письмо…» – «Бедная моя любовь…» – «А ты хоть изредка обо мне думал все эти годы?..» – «Я больше почти ни о чем не думал, мое счастье…» – «Когда принесли твою телеграмму, мама сказала, чтобы я не смела… Она такая ужасная… Как будто я могла не поехать к Джейн…» – «Мы просто два страшных глупца… но ведь еще не поздно поумнеть, правда, Робин?»
Джейн очень хотелось услышать ответ на этот вопрос… страшно хотелось… Что-то ей говорило, что этот вопрос невероятно важен для всех на свете. Но с моря налетел ветер и захлопнул входную дверь.
– Я теперь никогда этого не узнаю, – горестно прошептала она сиделке, когда та вошла.
– Чего не узнаешь, милочка?
– Что она сказала – эта женщина на крыльце. У нее голос так похож на мамин…
– Так это и есть твоя мама, милочка. Когда я сюда приехала, папа сразу же вызвал ее телеграммой. Она имела право быть с тобой рядом, и, если ты будешь умничкой и обещаешь не волноваться, сможешь вечером взглянуть на нее одним глазком.
– Значит, мама все-таки сумела дать отпор бабушке, – слабым голосом произнесла Джейн.
Однако по-настоящему поговорить с родителями Джейн разрешили только через несколько дней. Они вошли в комнату вместе, рука об руку, остановились и посмотрели на нее. Джейн сразу поняла, что в комнате сейчас находятся три невероятно счастливых человека. Она еще никогда не видела родителей такими. Казалось, они испили из некоего глубокого колодца жизни – и дивная влага вновь превратила их в юных влюбленных.
– Джейн, – сказал папа, – два глупца наконец кое-чему научились.
– И в том, что мы не научились этому раньше, только моя вина, – откликнулась мама.
В голосе ее одновременно звенели и смех, и слезы.
– Женщина! – («Как изумительно папа произнес это слово! Мама засмеялась… Что там звенело, колокольчики или колокола?») – Я не позволю тебе возводить напраслину на мою жену. Ишь ты, ее вина! Я не намерен ни с кем делиться даже частичкой своей вины. Ты только посмотри на нее, Джейн… на мою дорогую возлюбленную. Какая же ты молодец, что выбрала себе такую маму! Я только ее увидел – и сразу опять влюбился. А теперь нам всем предстоит наверстать десять утраченных лет.
– И мы будем жить здесь, на Холме? – спросила Джейн.
– Конечно, за исключением того времени, когда мы будем жить в других местах. Вот только боюсь, Джейн, что, имея на руках целых двух женщин, я никогда уже не допишу свою эпическую поэму про Мафусаила. Ну ничего, меня ждут иные радости. Похоже, нам предстоит медовый месяц. Как только ты встанешь на ноги, Отменная Джейн, мы все вместе прокатимся в Бостон. Мне там, знаешь ли, нужно проследить, как идут дела у моей книги. Лето проведем здесь, а осенью… Представляешь, Джейн, мне предложили стать заместителем главного редактора «Saturday Evening», за очень недурное жалованье. Я сперва хотел отказаться, но теперь, видимо, соглашусь. Что скажешь, Джейн? Зимой будем жить в Торонто, а летом на Холме над Маяком.
– И больше никогда не расстанемся! Как здорово! Но, папа…
– Никаких «но». Что тебя встревожило, моя радость?
– Мы… мы же не будем жить в доме номер шестьдесят?
– Ни за что на свете! Нам, понятное дело, понадобится собственный дом. Конечно, важно не где жить, а как жить, но все же нам нужна крыша над головой.
Джейн тут же подумала про каменный домик на Озерных Садах. Его пока не продали. Теперь они его купят. Домик оживет… они вдохнут в него жизнь. В холодных окнах засветятся приветливые огоньки. И бабушка, засевшая в доме номер 60 по Веселой улице, озлобленная старая королева с пропитанным ядом взором, привыкшая то казнить, то миловать, больше не сможет вмешиваться в их жизнь. Не будет никаких недоразумений. Она, Джейн, понимает обоих родителей и поможет им найти общий язык. Да и за хозяйством присмотрит. Все складывалось так, будто было спланировано давным-давно.
– Ах, папа! – воскликнула счастливейшая из всех Джейн на свете. – Я уже знаю, где мы будем жить!
– Кто б сомневался, – ответил папа.
Notes
1
Доминион – протекторат в составе Британской империи. Английское правительство признало за Канадой самостоятельность во внутренней и внешней политике лишь в 1931 году. – Здесь и далее примеч. ред.
2
Имеется в виду известная картина американского художника Джеймса Уистлера (1834–1903), на которой он изобразил свою мать.
3
Патуа – диалект, местное наречие, областной говор.
4
Мафусаил – персонаж Ветхого Завета; он прожил больше всех людей на свете – 969 лет.
5
Бушель – единица объема, равная примерно 36 литрам.
6
Словом «варкалось» начинается стихотворение «Бармаглот» из повести «Алиса в Зазеркалье». Если верить Шалтаю-Болтаю, оно означает «четыре часа пополудни».
7
Разбитое сердце – народное название дицентры, цветка с лепестками в виде сердечек.
8
Цитата из поэмы Джона Китса «Эндимион» (1818).
9
Цитата из стихотворения Джона Китса «Ода соловью» (1819).
10
Апостольскими назывались ложки, на черенке которых имелось изображение одного из двенадцати апостолов и соответствующие им символы.
11
В США лоялистами называли приверженцев Британской монархии. Очевидно, прадедушка папы Джейн перебрался из Америки в Канаду после победы США в Войне за независимость 1775–1783 годов.
