верёвку. Меня привязали к другому её концу, будто пакет, и затащили наверх. Другие шесть хуббанезцев карабкались следом, подталкивая меня снизу. На скале они снова встали в круг. Яго опустился на колени и спросил: «Хочешь пить?» Я кивнул. «Принесите ему напиться», – приказал он. И мне что-то влили в рот. Я сразу понял, что это яд, и понадеялся, что умру быстро, но всего-то лишился чувств. Меня охватила усталость, которая усиливалась с каждой минутой, и я успел услышать слова Яго: «Мы не убьём тебя, Баддабамба. Нет. Смерть – слишком мягкое наказание для тебя. Пламя нашей мести требует больше дров. Мы оставим тебя в живых, чтобы наблюдать за тобой каждый день, Баддабамба. Как ты мучаешься. Нет, мы не убьём тебя. Ты будешь жить. Но эта жизнь покажется тебе хуже самой тёмной и жуткой преисподней».

Слушая рассказ Баддабамбы, Паула от напряжения совсем забыла про еду. Горилла прервался, и Кариссима, пихнув её в бок, указала на хлеб. Паула откусила чуть-чуть и медленно прожевала.

– Очнулся я на голой земле, – снова заговорил Баддабамба. – Никаких скал. Лишь земля. Голая, холодная коричневая земля. Вокруг темнота. Кромешная темнота. Я поднялся на ноги. Да, я мог двигаться. Они развязали верёвки. Я вытянул перед собой руки. Ничего. Никого. Сделал шаг и упёрся в голую стену. Ледяную и склизкую! Я обернулся, осознав, что нахожусь в какой-то норе диаметром не более четырёх метров. Я посмотрел наверх. Звёзды! Небо. Я был будто на дне колодца. С наступлением дня сверху послышался издевательский смех. «Он проснулся?» – кричали хуббанезцы. Я встал и посмотрел на них. Шестнадцать морд склонились над колодцем. Колодец, где я сидел, оказался расселиной посередине Адской скалы. Здесь хуббанезцы держали пленников. «Ты проведёшь в этой дыре остаток жизни! Никогда отсюда не выберешься!» – ликовали они. Я до смерти испугался. Попытался вскарабкаться по стене, но камень был слишком гладким. Я стал узником! Отныне и навеки! Никто не знал, где я. Никто не пришёл бы на помощь. Я взревел. Но никто не услышал мой крик.

Баддабамба умолк.

– Сколько ты там просидел?

– Четыре года, – вздохнул горилла.

– Четыре года! – присвистнула Анна Белла.

– Но как же ты?..

– Раз в день мне скидывали объедки. Я пожирал их. Пожирал то, что не доели хуббанезцы. Воду я пил, только когда шёл дождь. Я ловил влагу ладонями и ртом, как можно скорее слизывал воду с грязной земли, чтобы ни капли не пропало. Всё время заключения меня мучили голод и жажда. Хуббанезцы спустили на верёвке ведро для справления нужды и забирали его каждый вечер, чтобы опорожнить. Нет слов, чтобы описать, какие страдания я пережил! Я был бессилен. Не мог выбраться. Не мог вскарабкаться наверх. Сначала я попытался сбежать, сделав подкоп в земле, в грязи! Упав на колени, я, как сумасшедший, принялся рыть туннель. Но хуббанезцам это не понравилось. Как только я начал копать, мне на голову вылили ведро кипятка. Я оставил эту затею. Ходил кругами. Целыми днями ходил кругами. Час в одну сторону. Час в другую. Пока не начинала кружиться голова. Спустя месяц я в отчаянии взывал: «Убейте меня! Убейте! Умоляю! Убейте! Я больше не выдержу!»

Хуббанезцы именно это и хотели услышать: мою беспомощность, отчаяние, плач и стоны. Они упивались ими. Я поедал улиток, червей, мокриц, муравьёв, пауков – всех, кто попадал в окружающую меня темноту. Хуббанезцы же постоянно выдумывали всё новые и новые чудовищные истязания. Ах, не хочу об этом говорить! Вам лучше не знать.

– Как же ты выбрался из этого дьявольского колодца? – спросила Анна Белла.

– Случился переломный момент. День, который я запомню на всю жизнь.

– Когда?

– Спустя два года.

– То есть спустя половину срока твоего заточения?

– Да. Примерно. Что есть время? Время в плену у хуббанезцев текло долго. Знаете, скука – самая страшная пытка на свете. Нет ничего хуже того, когда жизнь тянется еле-еле. Я отвлекался, как мог, используя всё, что имел под рукой. Метал камешки в стену и считал клацания, с которыми они ударялись. Лепил из земли куличики, а затем прыгал с одного на другой, пока не разрушал их все. Придумал сотни игр, только чтобы не сойти с ума, только чтобы развеять эту смертельную тоску. Но однажды, как я сказал, наступил переломный момент.

Баддабамба прочистил горло. Его лицо немного просветлело.

– В один день я услышал шорох. Постукивание и скрежет. Из-под земли. Я прижался ухом к почве и прислушался. Да. Туканье. Шебуршание. Возня. Скребление и царапание. Под землёй кто-то был! Я похлопал ладонями по грязи. Снова прислушался. Звук повторился. Я постучал в определённой последовательности: три – два – три. Из-под земли послышался ответ: три – два – три. Да, там точно кто-то был! Спустя двое суток посреди дня земля разверзлась и показалась белая лапа. Ухватившись за неё, я вытащил неизвестного гостя. Им оказался белый крот. Он стоял на задних лапах, одетый в чёрную широкополую шляпу, чёрные очки, чёрные сапоги и короткие чёрные штанишки с чёрным ремнём. А мех у него был белоснежный. Крот был довольно большим, ростом в половину тебя, Паула. Гигантский крот. Друзья, должен признаться кое в чём неприятном. «Съем его! – вот первое, о чём я подумал, увидев гостя. – Прямо сейчас!» Но поймите, я годами питался лишь объедками хуббанезцев. Годами не чувствовал себя сытым. «Съем его! – решил я. – Прямо так, с костями и шерстью». К счастью, крот не умел читать мысли, и, к счастью, я держал себя в руках. Ведь этот крот меня спас! Во всех смыслах, как одно существо может спасти другое. Сначала он меня рассмешил, потому что снял шляпу и поклонился: «Тебя, друг и брат горилла, кличут-называют монсеньором Баддабамбой?»

Это прозвучало до того уморительно, что я расхохотался, но смех быстро превратился в всхлипывания и рыдания. Я плакал из-за того, что так давно не смеялся и не разговаривал с другим созданием. Крот уточнил: «Я сказал что-то неправильное-глупое, монсеньор Баддабамба?» «Нет-нет, – замотал я головой. – Кто ты?» Ещё раз поклонившись, крот представился: «Меня зовут-кличут Като Пачо, монсеньор Баддабамба. Я здесь, чтобы спасти-освободить тебя».

– Почему он так странно разговаривал? – не удержалась Паула.

– Като Пачо предпочитает повторять одно и то же дважды, но разными словами. Он объяснил: «Мы следили-наблюдали за тобой. Ты сразился-схватился с хуббанезцами и проиграл-потерпел поражение. Тебя заточили-заперли в этой дыре-расселине. И мы, белые кроты, копали-рыли. Два года». И я, Паула, закричал: «Два года?! Я здесь уже так долго?!» «Да, – ответил крот. – Не пугайся-не бойся, пожалуйста,