– Летающими крокодилами, – пояснил Баддабамба, глотнув воды. – Вернёмся к хуббанезцам. Уйдя от Кариссимы, я не знал ничего из того, что сейчас вам рассказал. На их совести были смерти моих лучших друзей – четырёх серых кротов, тогда охранявших крепость бабушки и пожертвовавших жизнями ради нас. Хуббанезцы едва не убили Кариссиму. Во мне кипел гнев. Я, как одержимый, думал только об одном: о мести! Хотел уничтожить хуббанезцев. Всех до единого. Любой ценой. Я был молод. Порывист. Но мне повезло. Я… Мне жаль. Я… убил четверых из них.

Паула вздрогнула. Невозможно представить, чтобы Баддабамба убил какое-либо другое существо, поступил так ужасно и подло. Её Баддабамба? Её добрый друг? Тот, кто прогнал ягуара и акулу-трость, шепнув тем всего несколько слов? Хотя оба собирались их слопать?

– Прошло немало времени, прежде чем я отыскал хуббанезцев и их лагерь на севере острова. По ночам я подкрадывался к нему, залезал на высокое дерево. Ждал. Следил. Пытался разузнать, как они живут. Помимо того, что хуббанезцы проводили дни в крепости, они охотились или совершали военные походы и набеги. И всякий раз одна группа оставалась в крепости. Затем её сменяла другая. И так по очереди. Сперва кажется, что хуббанезцы все на одно лицо, но, наблюдая за ними, начинаешь замечать различия. Спустя несколько недель я уже знал их ритм жизни и понимал, что нужно соблюдать предельную осторожность. Они бродили по острову тремя группами. И часто выбирали одну и ту же дорогу. И вот пришёл день, когда я поджидал их, затаившись в засаде. На дереве. С луком и стрелами. Увидев хуббанезцев, я выстрелил. Прицелился, выстрелил. Прицелился, выстрелил. Прицелился, выстрелил. Прицелился, выстрелил. Я много недель упражнялся в быстрой стрельбе из лука. Четверо хуббанезцев замертво упали на землю. Пятая успела спрятаться – прямо под моим деревом. Это была женщина, предводительница группы Пантер. Попасть в хуббанезийку из лука я не мог, поэтому спрыгнул с дерева прямо на неё. Мы сошлись в схватке. Признаю, она была сильна. Но против меня, молодого и дикого гориллы, она оказалась беспомощна. Я знал, что должен был торопиться, чтобы она не успела закричать и позвать сюда остальных хуббанезцев. Я быстро её поборол. По глазам я понял, что она сдалась. Зеленоватая кожа над огромной ноздрёй то вздымалась, то опускалась. Третье ухо крутилось во все стороны. Я… – Баддабамба осёкся и провёл рукой по лицу, будто хотел смахнуть воспоминания, как паутину. – В тот миг я совершил самую большую ошибку в жизни. И почему, Паула? Потому что был не хозяин своему разуму. Потому что ненависть взяла верх! Потому что я возомнил себя непобедимым! Потому что был тогда глупой и безрассудной гориллой. Одержимый непреодолимым желанием убить хуббанезцев. Наказать их за то, что они сделали. Я держал нож у самого сердца хуббанезийки, но убрал его, чтобы насладиться местью. И сказал ей: «Удар ножом – слишком быстрая смерть для чудовищ вроде вас. Вы убили моих лучших друзей. Едва не погубили мою мать. Я наблюдал за вами. Вы мучаете, убиваете и предаёте огню всё вокруг. Вы подавляете народ аламаров и всех существ, оказывающихся поблизости. Я буду медленно душить тебя, Сога».

– Сога? – воскликнула Анна Белла.

– Так звали хуббанезийку. Я знаю их всех по именам. Слышал, как они называют друг друга, пока неделями следил за лагерем. В глазах Соги что-то блеснуло. Мне следовало насторожиться, но, как я уже говорил, я был ослеплён. Ослеплён ненавистью, яростью и гневом на хуббанезцев. Тогда я превратился в монстра. Я сдавил ей горло… – Баддабамба вытер слёзы. – Мне жаль. Самому за себя стыдно. Мне жаль, что я сделался монстром. Но меня за это наказали. Жестоко наказали. Случилось вот что. Сначала я заметил, что хуббанезийка не умерла. Она улыбалась. Другие четверо хуббанезцев, поражённые стрелами, погибли сразу. Но Сога никак не желала умирать. Много позже выяснилось, что трахеи у хуббанезцев прочные, как металл. А дальше произошло нечто ужасное! Ошеломлённый, я на мгновение утратил бдительность. Сога высвободила одну руку и достала что-то из-за пазухи. Не нож, не оружие. Нет. Она поднесла к моему лицу ярко светящееся зеркало. И я взглянул в него. Оно принадлежало зерцалобразу, Паула. И в тот миг я увидел монстра, которым стал, – Баддабамба замолчал. – Я увидел собственное нутро. Гнилое из-за чёрной жажды мести. Увидел… вот, почему я не хотел тебе рассказывать, Кариссима! – закричал он. – Это отражение в зеркале зерцалобраза… Моё уродство. Мерзость! Я хотел уберечь тебя от этого, Кариссима!

Кариссима нежно сжала его руку.

– Но теперь я расскажу всё. Всё. Чтобы вы знали, с кем мы имеем дело – с хуббанезцами! Ах, столько лет прошло! Я закричал. Из-за того, что увидел в зеркале. В шоке закрыл глаза руками. Сога громко завопила: «Хуха! Хуха! Хуха! Хуха! Хуха!» Не успел я опомниться, как её дружки уже были тут как тут и сильно ударили меня по голове. Я упал на землю и потерял сознание.

28

Като Пачо и белый крот

– Я пришёл в себя в плену у хуббанезцев, – продолжил Баддабамба. Паула, Анна Белла и Кариссима с благоговением слушали его, открыв рты и не издавая ни звука. – Они притащили меня к подножью Адской скалы и встали в круг. Все шестнадцать. Ещё четверо мёртвых хуббанезцев лежали рядом, приготовленные к погребению. Живые хуббанезцы смотрели на меня с лютой злобой. Едва я открыл глаза, один из них подошёл и плюнул мне в лицо. Это был Яго, их вождь. Он сказал: «Ты убил четверых наших братьев и сестёр. Хеко, Лугу, Гико и Кагу. Вот они лежат. Взгляни на них». Он повернул мне голову, заставив посмотреть на мертвецов. Другие хуббанезцы завыли от боли. Яго заговорил снова: «Ты не просто убил четверых наших братьев и сестёр. Ты убил частичку каждого из нас. Вырвал наши сердца, бросил на землю и растоптал. Клянусь тебе: месть будет страшной. Но сперва назови своё имя». Подняв на него глаза, я прошептал: «Баддабамба». Яго воскликнул: «Баддабамба!» И ещё раз: «Баддабамба!» А затем произнёс: «Трубите в честь убитых, хуббанезцы! Трубите под ненавистное имя Баддабамбы везде и повсюду! Трубите: Баддабамба! Чтобы весь мир знал, кто повинен в смерти наших друзей! Трубите! Трубите! Трубите!»

И хуббанезцы барабанили в такт моему имени. Баддабамба. Баддабамба. И пели. Я видел, как они с плачем и причитаниями простились с ними. Затем десять хуббанезцев быстро забрались в свой лагерь на Адской скале и скинули